28 декабря Церковь совершает память священномученика Илариона, архиепископа Верийского

сщмч. Иларион архиепископ ВерейскийОд­ним из вид­ных де­я­те­лей Рус­ской Церк­ви 20-х го­дов был ар­хи­епи­скоп Ве­рей­ский Ила­ри­он, вы­да­ю­щий­ся бо­го­слов и та­лант­ли­вей­ший че­ло­век. Вся его жизнь бы­ла го­ре­ни­ем ве­ли­чай­шей люб­ви к Церк­ви Хри­сто­вой, вплоть до му­че­ни­че­ской кон­чи­ны за нее. Его тру­ды от­ли­ча­ют­ся стро­го цер­ков­ным на­прав­ле­ни­ем, неустан­ной борь­бой со схо­ла­сти­кой и спе­ци­фи­че­ским ла­тин­ством, вли­яв­шим на на­ше бо­го­сло­вие со вре­мен мит­ро­по­ли­та Пет­ра Мо­ги­лы. Его иде­ал — это цер­ков­ность ду­хов­ной шко­лы и бо­го­слов­ской на­у­ки. Его по­сто­ян­ное на­по­ми­на­ние: вне Церк­ви нет спа­се­ния, вне Церк­ви нет та­инств.

Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он (в ми­ру Вла­ди­мир Алек­се­е­вич Тро­иц­кий) ро­дил­ся 13 сен­тяб­ря 1886 го­да в се­мье свя­щен­ни­ка с. Ли­пи­цы Ка­шир­ско­го уез­да Туль­ской гу­бер­нии.

С са­мо­го ран­не­го дет­ства в нем про­бу­ди­лось стрем­ле­ние к уче­нию. Бу­дучи пя­ти­лет­ним от­ро­ком, он взял сво­е­го трех­лет­не­го бра­та за ру­ку и по­шел вме­сте с ним из род­ной де­рев­ни в Моск­ву учить­ся. И ко­гда бра­тиш­ка от уста­ло­сти за­пла­кал, то Вла­ди­мир ска­зал ему: «Ну и оста­вай­ся неуче­ным». Ро­ди­те­ли во­вре­мя спо­хва­ти­лись, за­ме­тив ис­чез­но­ве­ние де­тей, и быст­ро воз­вра­ти­ли их под кров сво­е­го до­ма. Вла­ди­мир вско­ре был от­дан в Ду­хов­ное учи­ли­ще, а за­тем в Ду­хов­ную се­ми­на­рию. По окон­ча­нии пол­но­го кур­са се­ми­на­рии он по­сту­па­ет в Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию и бле­стя­ще за­кан­чи­ва­ет ее в 1910 го­ду со сте­пе­нью кан­ди­да­та бо­го­сло­вия. Его остав­ля­ют при ака­де­мии про­фес­сор­ским сти­пен­ди­а­том.

Сле­ду­ет от­ме­тить, что Вла­ди­мир во всех шко­лах, на­чи­ная с Ду­хов­но­го учи­ли­ща и кон­чая Ду­хов­ной ака­де­ми­ей, учил­ся пре­вос­ход­но. По всем пред­ме­там он все­гда имел от­лич­ные оцен­ки.

В 1913 го­ду Вла­ди­мир по­лу­ча­ет уче­ную сте­пень ма­ги­стра бо­го­сло­вия за свой фун­да­мен­таль­ный труд «Очер­ки из ис­то­рии дог­ма­та о Церк­ви».

Серд­це его го­рит го­ря­чим же­ла­ни­ем слу­жить Бо­гу в ино­че­ском чине. 28 мар­та в ски­ту Па­рак­лит Тро­и­це-Сер­ги­е­вой лав­ры он при­ни­ма­ет мо­на­ше­ство с име­нем Ила­ри­о­на (в честь пре­по­доб­но­му­че­ни­ка Ила­ри­о­на Но­во­го, па­мять 28 мар­та), а при­мер­но через два ме­ся­ца, 2 июня, ру­ко­по­ла­га­ет­ся во иеро­мо­на­ха. 5 июля то­го же го­да отец Ила­ри­он был воз­ве­ден в сан ар­хи­манд­ри­та.

30 мая 1913 го­да иеро­мо­нах Ила­ри­он был на­зна­чен ин­спек­то­ром Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии. В де­каб­ре 1913 го­да ар­хи­манд­ри­та Ила­ри­о­на утвер­жда­ют в зва­нии экс­тра­ор­ди­нар­но­го про­фес­со­ра по Свя­щен­но­му Пи­са­нию Но­во­го За­ве­та.

Ар­хи­манд­рит Ила­ри­он при­об­ре­та­ет боль­шой ав­то­ри­тет и как вос­пи­та­тель уча­щих­ся Ду­хов­ной шко­лы, и как про­фес­сор-бо­го­слов, и как зна­ме­ни­тый цер­ков­ный про­по­вед­ник.

Один за дру­гим вы­хо­дят его бо­го­слов­ско-дог­ма­ти­че­ские тру­ды, обо­га­ща­ю­щие цер­ков­ную на­у­ку. Его про­по­ве­ди зву­чат с ам­во­нов церк­вей, слов­но ко­ло­кол, при­зы­вая на­род Бо­жий к ве­ре и нрав­ствен­но­му об­нов­ле­нию.

И ко­гда ост­ро на­зрел во­прос о вос­ста­нов­ле­нии пат­ри­ар­ше­ства, он, как член По­мест­но­го Со­бо­ра 1917—1918 го­дов, вдох­но­вен­но вы­сту­пил на Со­бо­ре в за­щи­ту пат­ри­ар­ше­ства. «Ни­ко­гда,— го­во­рил ар­хи­манд­рит Ила­ри­он,— Рус­ская Цер­ковь не бы­ла без пер­во­и­е­рар­ха. На­ше пат­ри­ар­ше­ство уни­что­же­но бы­ло Пет­ром I. Ко­му оно по­ме­ша­ло? Со­бор­но­сти Церк­ви? Но не во вре­мя ли пат­ри­ар­хов бы­ло осо­бен­но мно­го у нас Со­бо­ров? Нет, не со­бор­но­сти и не Церк­ви по­ме­ша­ло у нас пат­ри­ар­ше­ство. Ко­му же? Вот пе­ре­до мною два ве­ли­ких дру­га, две кра­сы XVII ве­ка — пат­ри­арх Ни­кон и царь Алек­сей Ми­хай­ло­вич. Чтобы по­ссо­рить дру­зей, злые бо­яре на­шеп­ты­ва­ют ца­рю: «…Из-за пат­ри­ар­ха те­бя, го­су­дарь, не вид­но ста­ло». И Ни­кон, ко­гда ушел с мос­ков­ско­го пре­сто­ла, меж­ду про­чим, пи­сал: «..Пусть ему, го­су­да­рю, без ме­ня про­стор­нее бу­дет». Эту мысль Ни­ко­на и во­пло­тил Петр, уни­что­жив пат­ри­ар­ше­ство. «Пусть мне, го­су­да­рю, без пат­ри­ар­ха про­стор­нее бу­дет»…

Но цер­ков­ное со­зна­ние, как в 34-м апо­столь­ском пра­ви­ле, так и на Мос­ков­ском Со­бо­ре 1917 го­да, го­во­рит неиз­мен­но од­но: «…Епи­ско­пам вся­ка­го на­ро­да, в том чис­ле и рус­ска­го, по­до­ба­ет зна­ти пер­ва­го из них и при­зна­ва­ти его яко гла­ву».

И хо­чет­ся мне об­ра­тить­ся ко всем тем, кто по­че­му-то счи­та­ет еще нуж­ным воз­ра­жать про­тив пат­ри­ар­ше­ства. От­цы и бра­тие! Не на­ру­шай­те ра­до­сти на­ше­го еди­но­мыс­лия! За­чем вы бе­ре­те на се­бя небла­го­дар­ную за­да­чу? За­чем го­во­ри­те без­на­деж­ные ре­чи? Ведь про­тив цер­ков­но­го со­зна­ния бо­ре­тесь вы. Бой­тесь, как бы не ока­зать­ся вам бо­го­бор­ца­ми! (См. Де­ян.5:39) Мы и так уже со­гре­ши­ли, со­гре­ши­ли тем, что не вос­ста­но­ви­ли пат­ри­ар­ше­ство два ме­ся­ца на­зад, ко­гда при­е­ха­ли в Моск­ву и в пер­вый раз встре­ти­лись друг с дру­гом в Боль­шом Успен­ском со­бо­ре. Раз­ве не бы­ло ко­му то­гда боль­но до слез ви­деть пу­стое пат­ри­ар­шее ме­сто?.. А ко­гда мы при­кла­ды­ва­лись к свя­тым мо­щам чу­до­твор­цев Мос­ков­ских и пер­во­пре­столь­ни­ков Рос­сий­ских, не слы­ша­ли ли мы то­гда их упре­ка за то, что две­сти лет у нас вдов­ству­ет их пер­во­свя­ти­тель­ская ка­фед­ра?»

По­сле при­хо­да к вла­сти боль­ше­ви­ки сра­зу же на­ча­ли го­не­ние на Цер­ковь, и уже в мар­те 1919 го­да ар­хи­манд­рит Ила­ри­он был аре­сто­ван. Пер­вое тю­рем­ное за­клю­че­ние про­дол­жа­лось три ме­ся­ца.

11/24 мая 1920 го­да ар­хи­манд­рит Ила­ри­он был на­ре­чен, а на сле­ду­ю­щий день, 12/25 мая, хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Ве­рей­ско­го, ви­ка­рия Мос­ков­ской епар­хии.

Его совре­мен­ни­ки ри­су­ют его порт­рет свет­лы­ми крас­ка­ми. Он мо­ло­дой, жиз­не­ра­дост­ный, все­сто­ронне об­ра­зо­ван­ный, пре­крас­ный цер­ков­ный про­по­вед­ник-ора­тор и пе­вец, бле­стя­щий по­ле­мист, все­гда есте­ствен­ный, ис­крен­ний, от­кры­тый. Физи­че­ски очень силь­ный, вы­со­ко­го ро­ста, с ши­ро­кой гру­дью, имел пыш­ные ру­сые во­ло­сы, яс­ное, свет­лое ли­цо. Он был лю­бим­цем на­ро­да. Как про­по­вед­ни­ка и ора­то­ра его ста­ви­ли на­равне с Лу­на­чар­ским и Алек­сан­дром Вве­ден­ским, и да­же вы­ше их. Епи­скоп Ила­ри­он поль­зо­вал­ся боль­шим ав­то­ри­те­том сре­ди ду­хо­вен­ства и сво­их со­бра­тий-епи­ско­пов, на­зы­вав­ших его за ум и твер­дость в ве­ре «ве­ли­ким».

Епи­скоп­ское слу­же­ние его бы­ло крест­ным пу­тем. Не про­шло и двух лет со дня его хи­ро­то­нии, как он ока­зал­ся в ссыл­ке в Ар­хан­гель­ске. Це­лый год епи­скоп Ила­ри­он был в сто­роне от цер­ков­ной жиз­ни. Свою де­я­тель­ность он про­дол­жил по воз­вра­ще­нии из ссыл­ки. Свя­тей­ший Пат­ри­арх Ти­хон при­бли­зил его к се­бе и вме­сте с ар­хи­епи­ско­пом Се­ра­фи­мом (Алек­сан­дро­вым) сде­лал сво­им бли­жай­шим со­вет­ни­ком и еди­но­мыш­лен­ни­ком.

Сра­зу же по­сле воз­вра­ще­ния из ссыл­ки Пат­ри­арх воз­во­дит епи­ско­па Ила­ри­о­на в сан ар­хи­епи­ско­па. Цер­ков­ная де­я­тель­ность его рас­ши­ря­ет­ся. Он ве­дет се­рьез­ные пе­ре­го­во­ры с Туч­ко­вым (упол­но­мо­чен­ным ОГПУ по цер­ков­ным де­лам) о необ­хо­ди­мо­сти устро­ить жизнь Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви в усло­ви­ях Со­вет­ско­го го­су­дар­ства на ос­но­ве ка­но­ни­че­ско­го пра­ва, за­ни­ма­ет­ся вос­ста­нов­ле­ни­ем цер­ков­ной ор­га­ни­за­ции, со­став­ля­ет ряд пат­ри­ар­ших по­сла­ний.

Для об­нов­лен­цев он ста­но­вит­ся гро­зой, в их гла­зах он не от­де­лим от Свя­тей­ше­го Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на. 22 июня/5 июля 1923 го­да вла­ды­ка Ила­ри­он со­вер­ша­ет все­нощ­ное бде­ние под празд­ник Вла­ди­мир­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри в Сре­тен­ском мо­на­сты­ре, за­хва­чен­ном об­нов­лен­ца­ми. Вла­ды­ка из­го­ня­ет об­нов­лен­цев и ве­ли­ким чи­ном, за­но­во освя­тив со­бор, при­со­еди­ня­ет мо­на­стырь к Церк­ви. На сле­ду­ю­щий день в оби­те­ли слу­жит Свя­тей­ший Пат­ри­арх Ти­хон. Бо­го­слу­же­ние длит­ся це­лый день и за­кан­чи­ва­ет­ся лишь в шесть ча­сов ве­че­ра. Свя­ти­тель Ти­хон на­зна­ча­ет вла­ды­ку Ила­ри­о­на на­сто­я­те­лем Сре­тен­ско­го мо­на­сты­ря. В сво­их по­сла­ни­ях ли­дер об­нов­лен­че­ства, мит­ро­по­лит Ан­то­нин (Гра­нов­ский), с невы­ра­зи­мой зло­бой об­ру­ши­ва­ет свои уда­ры и на Пат­ри­ар­ха и на ар­хи­епи­ско­па Ила­ри­о­на, бес­це­ре­мон­но об­ви­няя их в контр­ре­во­лю­ции. «Ти­хон с Ила­ри­о­ном, — пи­сал он,— вы­ра­ба­ты­ва­ли «бла­го­дат­но»-удуш­ли­вые га­зы про­тив ре­во­лю­ции, и ре­во­лю­ция опол­чи­лась не толь­ко на ти­хо­нов­ских цер­ков­ни­ков, но и на всю цер­ковь, как на ско­пи­ще за­го­вор­щи­ков. Ила­ри­он хо­дит и окроп­ля­ет хра­мы по­сле об­нов­лен­цев. Он наг­ло­стью вхо­дит в эти хра­мы… Ти­хон с Ила­ри­о­ном — под­су­ди­мые пе­ред ре­во­лю­ци­ей, до­са­ди­те­ли Церк­ви Бо­жи­еи и в свое из­ви­не­ние не мо­гут пред­ста­вить ни­ка­ких доб­рых дел» («Из­ве­стия», 23 сен­тяб­ря 1923).

Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он яс­но по­ни­мал пре­ступ­ность об­нов­лен­цев и вел го­ря­чие дис­пу­ты в Москве с Алек­сан­дром Вве­ден­ским. По­след­не­го, как вы­ра­зил­ся сам ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он, на этих дис­пу­тах он «при­жи­мал к стен­ке» и раз­об­ла­чал все его хит­ро­сти и ложь.

Об­нов­лен­че­ские за­пра­ви­лы чув­ство­ва­ли, что ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он ме­ша­ет им, и по­то­му упо­тре­би­ли все уси­лия, чтобы ли­шить его сво­бо­ды.

В де­каб­ре 1923 го­да ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он был при­го­во­рен к трем го­дам за­клю­че­нии. Эта­пом он был до­став­лен в Кем­ский ла­герь, а за­тем на Со­лов­ки.

Ко­гда ар­хи­епи­скоп уви­дел весь ужас ба­рач­ной об­ста­нов­ки и ла­гер­ную пи­щу, то ска­зал: «От­сю­да жи­вы­ми мы не вый­дем».

Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он всту­пил на крест­ный путь, за­вер­шив­ший­ся бла­жен­ной его кон­чи­ной.

Крест­ный путь ар­хи­епи­ско­па Ила­ри­о­на пред­став­ля­ет для нас очень боль­шой ин­те­рес, ибо в нем про­яви­лось все ве­ли­чие ду­ха му­че­ни­ка за Хри­ста, и по­это­му поз­во­лим се­бе бо­лее по­дроб­но оста­но­вить­ся на этом мо­мен­те его жиз­ни.

На­хо­дясь на Со­лов­ках, ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он со­хра­нил в се­бе все те доб­рые ка­че­ства ду­ши, ко­то­рые он при­об­рел по­сред­ством по­дви­гов и до мо­на­ше­ства, и в мо­на­ше­стве, и в свя­щен­стве. Те кто в это вре­мя на­хо­ди­лись вме­сте с ним, яв­ля­лись сви­де­те­ля­ми его пол­но­го мо­на­ше­ско­го нес­тя­жа­ния, глу­бо­кой про­сто­ты, под­лин­но­го сми­ре­ния, дет­ской кро­то­сти. Он про­сто от­да­вал все, что имел, что у него про­си­ли.

Сво­и­ми ве­ща­ми он не ин­те­ре­со­вал­ся. По­это­му кто-то из ми­ло­сер­дия дол­жен был все-та­ки сле­дить за его че­мо­да­ном. И та­кой по­слуш­ник был у него и на Со­лов­ках. Ар­хи­епи­ско­па Ила­ри­о­на мож­но бы­ло оскор­бить, но он на это ни­ко­гда не от­ве­чал и да­же мог не за­ме­тить сде­лан­ной по­пыт­ки. Он все­гда был ве­сел, и ес­ли да­же оза­бо­чен и обес­по­ко­ен, то быст­ро ста­рал­ся при­крыть это все той же ве­се­ло­стью. Он на все смот­рел ду­хов­ны­ми оча­ми, и все слу­жи­ло ему на поль­зу ду­ха.

«На Фили­мо­но­вой ры­бо­лов­ной тоне,— рас­ска­зы­вал оче­ви­дец,— в се­ми вер­стах от Со­ло­вец­ко­го крем­ля и глав­но­го ла­ге­ря, на бе­ре­гу за­лив­чи­ка Бе­ло­го мо­ря, мы с ар­хи­епи­ско­пом Ила­ри­о­ном и еще дву­мя епи­ско­па­ми и несколь­ки­ми свя­щен­ни­ка­ми (все за­клю­чен­ные) бы­ли се­те­вя­заль­щи­ка­ми и ры­ба­ка­ми. Об этой на­шей ра­бо­те ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он лю­бил го­во­рить пе­ре­ло­же­ни­ем слов сти­хи­ры на Тро­и­цын день: «Вся по­да­ет Дух Свя­ты и: преж­де ры­ба­ри бо­го­слов­цы по­ка­за, а те­перь на­обо­рот — бо­го­слов­цы ры­ба­ри по­ка­за». Так сми­рял­ся его дух с но­вым по­ло­же­ни­ем.

Бла­го­ду­шие его про­сти­ра­лось на са­мую со­вет­скую власть, и на нее он мог смот­реть незло­би­вы­ми оча­ми.

Как-то при­вез­ли на Со­лов­ки мо­ло­до­го иеро­мо­на­ха из Ка­за­ни, ко­то­ро­му да­ли три го­да ссыл­ки за то, что он снял с диа­ко­на-об­нов­лен­ца орарь и не поз­во­лил ему слу­жить с со­бой. Ар­хи­епи­скоп одоб­рял иеро­мо­на­ха и шу­тил по по­во­ду раз­ных сро­ков за­клю­че­ния, дан­ных тем или иным ли­цам неза­ви­си­мо от тя­же­сти их «пре­ступ­ле­ний». «Лю­бо­че­стив бо сый Вла­ды­ка,— го­во­рил ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он пас­халь­ны­ми сло­ва­ми Иоан­на Зла­то­уста,— при­ем­лет по­след­не­го яко­же и пер­ва­го; упо­ко­е­ва­ет в еди­но­на­де­ся­тый час при­шед­ша­го, яко­же де­лав­ша­го от пер­ва­го ча­са. И де­ла при­ем­лет, и на­ме­ре­ние це­лу­ет, и де­я­ние по­чи­та­ет и пред­ло­же­ние хва­лит». Сло­ва эти зву­ча­ли иро­ни­че­ски, но да­ва­ли чув­ство ми­ра и за­став­ля­ли при­ни­мать ис­пы­та­ние как от ру­ки Бо­жи­ей.

Вла­ды­ку Ила­ри­о­на очень ве­се­ли­ла мысль, что Со­лов­ки есть шко­ла доб­ро­де­те­лей — нес­тя­жа­ния, кро­то­сти, сми­ре­ния, воз­дер­жа­ния, тер­пе­ния, тру­до­лю­бия. Од­на­жды обо­кра­ли при­быв­шую пар­тию ду­хо­вен­ства, и от­цы силь­но огор­чи­лись. Один из за­клю­чен­ных в шут­ку ска­зал им, что так их обу­ча­ют нес­тя­жа­нию. Вла­ды­ка от этой шут­ки был в вос­тор­ге. У од­но­го ссыль­но­го два ра­за под­ряд про­па­да­ли са­по­ги, и он раз­гу­ли­вал по ла­ге­рю в рва­ных га­ло­шах. Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он, гля­дя на него, при­хо­дил в под­лин­ное ве­се­лье, чем и все­лял в за­клю­чен­ных бла­го­ду­шие. Лю­бовь его ко вся­ко­му че­ло­ве­ку, вни­ма­ние и ин­те­рес к каж­до­му, об­щи­тель­ность бы­ли про­сто по­ра­зи­тель­ны­ми. Он был са­мой по­пуляр­ной лич­но­стью в ла­ге­ре, сре­ди всех его сло­ев. Мы не го­во­рим, что ге­не­рал, офи­цер, сту­дент и про­фес­сор зна­ли его, раз­го­ва­ри­ва­ли с ним, на­хо­ди­ли его или он их, при всем том, что епи­ско­пов бы­ло мно­го и бы­ли ста­рей­шие и не ме­нее об­ра­зо­ван­ные. Его зна­ла «шпа­на», уго­лов­щи­на, пре­ступ­ный мир во­ров и бан­ди­тов имен­но как хо­ро­ше­го, ува­жа­е­мо­го че­ло­ве­ка, ко­то­ро­го нель­зя не лю­бить. На ра­бо­те ли урыв­ка­ми, или в сво­бод­ный час его мож­но бы­ло уви­деть раз­гу­ли­ва­ю­щим под ру­ку с ка­ким-ни­будь та­ким «эк­зем­пля­ром» из этой сре­ды. Это не бы­ло снис­хож­де­ние к млад­ше­му бра­ту и по­гиб­ше­му, нет. Вла­ды­ка раз­го­ва­ри­вал с каж­дым как с рав­ным, ин­те­ре­су­ясь, на­при­мер, «про­фес­си­ей», лю­би­мым де­лом каж­до­го. «Шпа­на» очень гор­да и чут­ко са­мо­лю­би­ва. Ей нель­зя по­ка­зать пре­не­бре­же­ния без­на­ка­зан­но. И по­то­му ма­не­ра вла­ды­ки бы­ла все­по­беж­да­ю­щей. Он, как друг, обла­го­ра­жи­вал их сво­им при­сут­стви­ем и вни­ма­ни­ем. На­блю­де­ния же его в этой сре­де, ко­гда он де­лил­ся ими, бы­ли ис­клю­чи­тель­но­го ин­те­ре­са.

Он до­сту­пен всем, он та­кой же, как все, с ним лег­ко всем быть, встре­чать­ся и раз­го­ва­ри­вать. Са­мая обык­но­вен­ная, про­стая, несвя­тая внеш­ность — вот что был сам вла­ды­ка. Но за этой за­уряд­ной фор­мой ве­се­ло­сти и свет­ско­сти мож­но бы­ло по­сте­пен­но усмот­реть дет­скую чи­сто­ту ве­ли­кую ду­хов­ную опыт­ность, доб­ро­ту и ми­ло­сер­дие, это сла­дост­ное без­раз­ли­чие к ма­те­ри­аль­ным бла­гам, ис­тин­ную ве­ру, под­лин­ное бла­го­че­стие, вы­со­кое нрав­ствен­ное со­вер­шен­ство, не го­во­ря уже об ум­ствен­ном, со­пря­жен­ном с си­лой и яс­но­стью убеж­де­ния. Этот вид обык­но­вен­ной гре­хов­но­сти, юрод­ство, ли­чи­на свет­ско­сти скры­ва­ли от лю­дей внут­рен­нее де­ла­ние и спа­са­ли его са­мо­го от ли­це­ме­рия и тще­сла­вия. Он был за­кля­тый враг ли­це­ме­рия и вся­ко­го «ви­да бла­го­че­стия», со­вер­шен­но со­зна­тель­ный и пря­мой. В «ар­те­ли Тро­иц­ко­го» (так на­зы­ва­лась ра­бо­чая груп­па ар­хи­епи­ско­па Ила­ри­о­на) ду­хо­вен­ство про­шло в Со­лов­ках хо­ро­шее вос­пи­та­ние. Все по­ня­ли, что на­зы­вать се­бя греш­ным или толь­ко ве­сти дол­гие бла­го­че­сти­вые раз­го­во­ры, по­ка­зать стро­гость сво­е­го бы­та не сто­ит. А тем бо­лее ду­мать о се­бе боль­ше, чем ты есть на са­мом де­ле.

Каж­до­го при­ез­жа­ю­ще­го свя­щен­ни­ка вла­ды­ка по­дроб­но рас­спра­ши­вал обо всем, что пред­ше­ство­ва­ло за­клю­че­нию. При­вез­ли од­на­жды в Со­лов­ки од­но­го игу­ме­на. Ар­хи­епи­скоп спра­ши­ва­ет его: — За что же вас аре­сто­ва­ли? — Да слу­жил мо­леб­ны у се­бя на до­му, ко­гда мо­на­стырь за­кры­ли,— от­ве­ча­ет отец игу­мен,— ну, со­би­рал­ся на­род, и да­же бы­ва­ли ис­це­ле­ния… — Ах, вот как, да­же ис­це­ле­ния бы­ва­ли… Сколь­ко же вам да­ли Со­лов­ков? — Три го­да. — Ну, это ма­ло, за ис­це­ле­ния на­до бы дать боль­ше, со­вет­ская власть недо­смот­ре­ла…

Са­мо со­бой по­нят­но, что го­во­рить об ис­це­ле­ни­ях по сво­им мо­лит­вам бы­ло бо­лее чем нескром­но.

В се­ре­дине ле­та 1925 го­да с Со­лов­ков ар­хи­епи­ско­па Ила­ри­о­на от­пра­ви­ли в Яро­слав­скую тюрь­му. Здесь об­ста­нов­ка бы­ла иная, чем на Со­лов­ках. В тюрь­ме он поль­зо­вал­ся осо­бы­ми льго­та­ми, ему доз­во­ли­ли по­лу­чать кни­ги ду­хов­но­го со­дер­жа­ния. Поль­зу­ясь дан­ны­ми льго­та­ми, ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он про­чи­ты­ва­ет мно­го свя­то­оте­че­ской ли­те­ра­ту­ры. де­ла­ет вы­пис­ки, из ко­то­рых по­лу­ча­ет­ся мно­го тол­стых тет­ра­дей свя­то­оте­че­ских на­став­ле­ний. Эти тет­ра­ди он имел воз­мож­ность по­сле тю­рем­ной цен­зу­ры пе­ре­да­вать сво­им дру­зьям на хра­не­ние. Свя­ти­тель тай­ком по­се­щал тю­рем­но­го над­зи­ра­те­ля, доб­ро­го че­ло­ве­ка, и вел у него со­би­ра­ние под­поль­ной ру­ко­пис­ной ре­ли­ги­оз­ной, со­вет­ской ли­те­ра­ту­ры и ко­пий вся­ких цер­ков­но-адми­ни­стра­тив­ных до­ку­мен­тов и пе­ре­пис­ки ар­хи­ере­ев.

В это же са­мое вре­мя ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он му­же­ствен­но пе­ре­нес и ряд непри­ят­но­стей. Ко­гда он на­хо­дил­ся в Яро­слав­ской тюрь­ме, в лоне Рус­ской Церк­ви воз­ник гри­го­ри­ан­ский рас­кол. То­гда-то, как к по­пуляр­но­му ар­хи­ерею, и явил­ся к нему агент ГПУ и стал скло­нять его при­со­еди­нить­ся к но­во­му рас­ко­лу. «Вас Москва лю­бит,— за­явил пред­ста­ви­тель ГПУ,— вас Москва ждет». Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он остал­ся непре­кло­нен. Он ура­зу­мел за­мы­сел ГПУ и му­же­ствен­но от­верг сла­дость сво­бо­ды, пред­ла­га­е­мой за из­ме­ну. Агент уди­вил­ся его му­же­ству и ска­зал: «При­ят­но с ум­ным че­ло­ве­ком по­го­во­рить.— И тут же до­ба­вил:— А сколь­ко вы име­е­те сро­ка на Со­лов­ках? Три го­да?! Для Ила­ри­о­на три го­да?! Так ма­ло?» Неуди­ви­тель­но, что по­сле это­го ар­хи­епи­ско­пу Ила­ри­о­ну бы­ло до­бав­ле­но еще три го­да. И до­бав­ле­но «за раз­гла­ше­ние го­судар­ствен­ных тайн», то есть раз­гла­ше­ние раз­го­во­ра его с аген­том в Яро­слав­ской тюрь­ме.

Вес­ной 1926 го­да ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он был сно­ва воз­вра­щен на Со­лов­ки. Крест­ный путь его про­дол­жал­ся. Гри­го­ри­ан­цы не оста­ви­ли его в по­кое. Они не те­ря­ли на­деж­ды на то, что им удаст­ся скло­нить на свою сто­ро­ну та­ко­го ав­то­ри­тет­но­го иерар­ха, ка­ким был ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он, и за­кре­пить его пе­ре­хо­дом свои по­зи­ции.

В на­ча­ле июня 1927 го­да, ед­ва на­ча­лась на­ви­га­ция на Бе­лом мо­ре, ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он был при­ве­зен в Моск­ву для пе­ре­го­во­ров с ар­хи­епи­ско­пом Гри­го­ри­ем. По­след­ний в при­сут­ствии свет­ских лиц на­стой­чи­во упра­ши­вал ар­хи­епи­ско­па Ила­ри­о­на «на­брать­ся му­же­ства» и воз­гла­вить все бо­лее те­ряв­ший зна­че­ние гри­го­ри­ан­ский «выс­ший цер­ков­ный со­вет». Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он ка­те­го­ри­че­ски от­ка­зал­ся, объ­яс­нив, что де­ло выс­ше­го цер­ков­но­го со­ве­та неспра­вед­ли­вое и про­пав­шее, за­ду­ман­ное людь­ми, не све­ду­щи­ми ни в цер­ков­ной жиз­ни, ни в цер­ков­ных ка­но­нах, и что это де­ло об­ре­че­но на про­вал. При этом ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он брат­ски уве­ще­вал ар­хи­епи­ско­па Гри­го­рия оста­вить ненуж­ные и вред­ные для Церк­ви за­мыс­лы.

По­доб­ные встре­чи по­вто­ря­лись несколь­ко раз. Вла­ды­ку Ила­ри­о­на и умо­ля­ли, и обе­ща­ли ему пол­ную сво­бо­ду дей­ствий, и бе­лый кло­бук, но он твер­до дер­жал­ся сво­их убеж­де­ний. Был слух, что од­на­жды он ска­зал сво­е­му со­бе­сед­ни­ку: «Хо­тя я и ар­хи­пас­тырь, но вспыль­чи­вый че­ло­век, очень про­шу вас уй­ти, ведь я мо­гу по­те­рять власть над со­бой».

«Я ско­рее сгнию в тюрь­ме, а сво­е­му на­прав­ле­нию не из­ме­ню»,— го­во­рил он в свое вре­мя епи­ско­пу Гер­ва­сию.

Та­кой по­зи­ции в от­но­ше­нии гри­го­ри­ан­цев он дер­жал­ся до кон­ца сво­ей жиз­ни.

В смут­ное вре­мя, ко­гда по­сле об­нов­лен­че­ско­го рас­ко­ла про­ник­ли раз­но­гла­сия и в сре­ду ссыль­ных ар­хи­ере­ев на Со­лов­ках, ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он явил­ся на­сто­я­щим ми­ро­твор­цем сре­ди них. Он су­мел на ос­но­ве Пра­во­сла­вия объ­еди­нить их меж­ду со­бой. Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он был в чис­ле епи­ско­пов, вы­ра­бо­тав­ших в 1926 го­ду цер­ков­ную де­кла­ра­цию, опре­де­ля­ю­щую по­ло­же­ние Пра­во­слав­ной Церк­ви в но­вых ис­то­ри­че­ских усло­ви­ях. Она сыг­ра­ла огром­ную роль в борь­бе с воз­ник­ши­ми то­гда раз­де­ле­ни­я­ми.

В но­яб­ре 1927 го­да неко­то­рые из со­ло­вец­ких епи­ско­пов на­ча­ли бы­ло ко­ле­бать­ся в свя­зи с иоси­ф­лян­ским рас­ко­лом. Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он су­мел со­брать до пят­на­дца­ти епи­ско­пов в ке­лии ар­хи­манд­ри­та Фе­о­фа­на, где все еди­но­душ­но по­ста­но­ви­ли со­хра­нять вер­ность Пра­во­слав­ной Церк­ви, воз­глав­ля­е­мой мит­ро­по­ли­том Сер­ги­ем.

«Ни­ка­ко­го рас­ко­ла!— воз­гла­сил ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он.— Что бы нам ни ста­ли го­во­рить, бу­дем смот­реть на это, как на про­во­ка­цию!»

28 июня 1928 го­да вла­ды­ка Ила­ри­он пи­сал сво­им близ­ким, что до край­ней сте­пе­ни не со­чув­ству­ет всем от­де­лив­шим­ся и счи­та­ет их де­ло неосно­ва­тель­ным, вздор­ным н крайне вред­ным. Та­кое от­де­ле­ние он счи­тал «цер­ков­ным пре­ступ­ле­ни­ем». по усло­ви­ям те­ку­ще­го мо­мен­та весь­ма тяж­ким. «Я ров­но ни­че­го не ви­жу в дей­стви­ях мит­ро­по­ли­та Сер­гия и его Си­но­да, что бы пре­вос­хо­ди­ло ме­ру снис­хож­де­ния и тер­пе­ния»,— за­яв­ля­ет он. А в пись­ме от 12 ав­гу­ста 1928 го­да раз­ви­ва­ет свою мысль: «Вез­де пи­са­ны пу­стя­ки, кто на­про­тив пи­шет. Ка­кую шту­ку вы­ду­ма­ли. Он, мол, от­ступ­ник. И как пи­шут, буд­то без ума они. Са­ми в яму по­па­да­ют и за со­бой дру­гих та­щат». При этом он де­ла­ет за­клю­че­ние, что мит­ро­по­ли­ту Иоси­фу ни­че­го не до­ка­жешь, «хоть лбом об стен­ку бей­ся», что он, как до­пу­стив­ший грех от­де­ле­ния по зло­бе, оста­нет­ся до кон­ца жиз­ни при сво­их взгля­дах.

Мно­го тру­дов по­ло­жил ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он и для то­го, чтобы пе­ре­убе­дить епи­ско­па Вик­то­ра (Ост­ро­ви­до­ва) Гла­зов­ско­го, близ­ко­го по на­прав­ле­нию к иоси­ф­ля­нам. «Го­во­рить с ним не при­ве­ди Бог, — пи­сал вла­ды­ка в пись­ме от 28 июня 1928 го­да, — Ни­че­го слу­шать не хо­чет и се­бя од­но­го за пра­во­го по­чи­та­ет».

Несмот­ря на эту ха­рак­те­ри­сти­ку ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он до­бил­ся то­го, что епи­скоп Вик­тор не толь­ко со­знал свою неправо­ту, но и на­пи­сал сво­ей пастве, уве­ще­вая ее пре­кра­тить раз­де­ле­ние.

Ин­те­рес­но от­ме­тить, что ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он без­бо­яз­нен­но уко­рял аген­та ГПУ за неле­пый со­юз вла­сти с об­нов­лен­ца­ми. И в то же вре­мя он по­да­вал ему мысль, что не луч­ше ли за­клю­чить со­юз с Пра­во­слав­ной Цер­ко­вью и под­дер­жать ее: это поз­во­лит на­сто­я­щей и ав­то­ри­тет­ной Церк­ви при­знать власть Со­ве­тов.

Хо­тя и не все бы­ло из­вест­но ар­хи­епи­ско­пу Ила­ри­о­ну о то­гдаш­ней цер­ков­ной жиз­ни, но тем не ме­нее он не был рав­но­душ­ным зри­те­лем тех или иных цер­ков­ных нестро­е­ний и бед­ствий, об­ру­шив­ших­ся на пра­во­слав­ный на­род. К нему об­ра­ща­лись за со­ве­том и спра­ши­ва­ли, что нуж­но де­лать, чтобы в но­вых усло­ви­ях по­ли­ти­че­ской жиз­ни до­стиг­нуть уми­ро­тво­ре­ния Церк­ви. Во­прос был очень слож­ный. И на него ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он дал весь­ма глу­бо­кий и про­ана­ли­зи­ро­ван­ный от­вет, ос­но­ван­ный на пра­во­слав­ных ка­но­нах и цер­ков­ной прак­ти­ке.

Вот что на­пи­сал он во­про­шав­шим в сво­ем пись­ме от 10 де­каб­ря 1927 го­да: «По­след­ние два го­да с лиш­ком я не участ­вую в цер­ков­ной жиз­ни, имею о ней лишь от­ры­воч­ные и, воз­мож­но, неточ­ные све­де­ния. По­это­му для ме­ня за­труд­ни­тель­но суж­де­ние о част­но­стях и по­дроб­но­стях этой жиз­ни, но, ду­маю, об­щая ли­ния цер­ков­ной жиз­ни и ее недо­стат­ки, и ее бо­лез­ни мне из­вест­ны. Глав­ный недо­ста­ток, ко­то­рый чув­ство­вал­ся еще и рань­ше, это от­сут­ствие в на­шей Церк­ви Со­бо­ров с 1917 го­да, т. е. в то са­мое вре­мя, ко­гда они осо­бен­но бы­ли нуж­ны, так как Рус­ская Цер­ковь не без во­ли Бо­жи­ей всту­пи­ла в со­вер­шен­но но­вые ис­то­ри­че­ские усло­вия, усло­вия необыч­ные, зна­чи­тель­но от­ли­ча­ю­щи­е­ся от ран­ней­ших усло­вий. Цер­ков­ная прак­ти­ка, вклю­чая и по­ста­нов­ле­ния Со­бо­ра 1917—1918 го­дов, к этим но­вым усло­ви­ям не при­спо­соб­ле­на. так как она об­ра­зо­ва­лась в иных ис­то­ри­че­ских усло­ви­ях. По­ло­же­ние зна­чи­тель­но ослож­ни­лось со смер­ти Свя­тей­ше­го Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на. Во­прос о ме­сто­блю­сти­тель­стве, на­сколь­ко мне из­вест­но, то­же силь­но за­пу­тан, цер­ков­ное управ­ле­ние в пол­ном рас­строй­стве. Не знаю, есть ли сре­ди на­шей иерар­хии и во­об­ще сре­ди со­зна­тель­ных чле­нов Церк­ви та­кие на­ив­ные и бли­зо­ру­кие лю­ди, ко­то­рые име­ли бы неле­пые ил­лю­зии о ре­став­ра­ции и свер­же­нии со­вет­ской вла­сти и т. п., но ду­маю, что все, же­ла­ю­щие бла­га Церк­ви, со­зна­ют необ­хо­ди­мость Рус­ской Церк­ви устра­и­вать­ся в но­вых ис­то­ри­че­ских усло­ви­ях. Сле­до­ва­тель­но, ну­жен Со­бор, и преж­де все­го нуж­но про­сить го­судар­ствен­ную власть раз­ре­шить со­звать Со­бор. Но кто-то дол­жен со­брать Со­бор, сде­лать для него необ­хо­ди­мые при­го­тов­ле­ния, сло­вом, до­ве­сти Цер­ковь до Со­бо­ра. По­это­му ну­жен те­перь же, до Со­бо­ра, цер­ков­ный ор­ган. К ор­га­ни­за­ции и де­я­тель­но­сти это­го ор­га­на у ме­ня ряд тре­бо­ва­ний, ко­то­рые у ме­ня, ду­маю, об­щие со все­ми, кто хо­чет цер­ков­но­го устро­е­ния, а не рас­строй­ства ми­ра и не но­во­го смя­те­ния. Неко­то­рые из этих тре­бо­ва­ний я и ука­жу.

Вре­мен­ный цер­ков­ный ор­ган не дол­жен быть в сво­ем на­ча­ле са­мо­воль­ным, т. е. дол­жен при сво­ем на­ча­ле иметь со­гла­сие Ме­сто­блю­сти­те­ля.

2. По воз­мож­но­сти во вре­мен­ный цер­ков­ный ор­ган долж­ны вой­ти те, ко­му по­ру­че­но Ме­сто­блю­сти­те­лем митр. Пет­ром (По­лян­ским) или Свя­тей­шим Пат­ри­ар­хом.

3. Вре­мен­ный цер­ков­ный ор­ган дол­жен объ­еди­нять, а не раз­де­лять епи­ско­пат, он не су­дья и не ка­ра­тель несо­глас­ных — та­ко­вым бу­дет Со­бор.

4. Вре­мен­ный цер­ков­ный ор­ган свою за­да­чу дол­жен мыс­лить скром­ной и прак­ти­че­ской — со­зда­ние Со­бо­ра.

По­след­ние два пунк­та тре­бу­ют осо­бо­го по­яс­не­ния. Над иерар­хи­ей и цер­ков­ны­ми людь­ми ви­та­ет от­вра­ти­тель­ный при­зрак ВЦУ 1922 го­да. Цер­ков­ные лю­ди ста­ли по­до­зри­тель­ны­ми. Вре­мен­ный цер­ков­ный ор­ган дол­жен как ог­ня бо­ять­ся хо­тя бы ма­лей­ше­го сход­ства сво­ей де­я­тель­но­сти с пре­ступ­ной де­я­тель­но­стью ВЦУ. Ина­че по­лу­чит­ся толь­ко но­вое смя­те­ние. ВЦУ на­чи­на­ло со лжи и об­ма­на. У нас все долж­но быть ос­но­ва­но на прав­де. ВЦУ, ор­ган со­вер­шен­но са­мо­зва­ный, объ­явил се­бя вер­хов­ным вер­ши­те­лем су­деб Рус­ской Церк­ви, для ко­то­ро­го не обя­за­тель­ны цер­ков­ные за­ко­ны и во­об­ще все Бо­же­ские и че­ло­ве­че­ские за­ко­ны. Наш цер­ков­ный ор­ган — толь­ко вре­мен­ный, с од­ной опре­де­лен­ной за­да­чей — со­звать Со­бор. ВЦУ за­ня­лось го­не­ни­ем на всех, ему не под­чи­ня­ю­щих­ся, т. е. на всех по­ря­доч­ных лю­дей из иерар­хии и из дру­гих цер­ков­ных де­я­те­лей, и, гро­зя на­пра­во и нале­во каз­ня­ми, обе­щая ми­лость по­кор­ным, ВЦУ вы­зва­ло на­ре­ка­ния на власть, на­ре­ка­ния ед­ва ли же­ла­тель­ные для са­мой вла­сти. Эта от­вра­ти­тель­ная сто­ро­на пре­ступ­ной де­я­тель­но­сти ВЦУ и его пре­ем­ни­ка, так на­зы­ва­е­мо­го Си­но­да, с его со­бо­ра­ми 1923—1925 го­дов, за­слу­жи­ла им до­стой­ное пре­зре­ние, до­ста­вив мно­го го­ря и стра­да­ний непо­вин­ным лю­дям, при­нес­ла толь­ко зло и име­ла сво­им след­стви­ем толь­ко то, что часть иерар­хии и несо­зна­тель­ных цер­ков­ных лю­дей от­ста­ла от Церк­ви и со­ста­ви­ла рас­коль­ни­че­ское об­ще­ство. Ни­че­го по­доб­но­го, до са­мо­го ма­лей­ше­го на­ме­ка, не долж­но быть в дей­стви­ях вре­мен­но­го цер­ков­но­го ор­га­на. Эту мысль я осо­бен­но под­чер­ки­ваю, по­то­му что здесь имен­но ви­жу ве­ли­чай­шую опас­ность. Наш цер­ков­ный ор­ган дол­жен толь­ко со­звать Со­бор. От­но­си­тель­но это­го Со­бо­ра обя­за­тель­ны сле­ду­ю­щие тре­бо­ва­ния.

5. Вре­мен­ный цер­ков­ный ор­ган дол­жен со­брать, а не под­би­рать Со­бор, как то сде­ла­но пе­чаль­ной па­мя­ти ВЦУ в 1923 го­ду. Со­бор по­до­бран­ный не бу­дет иметь ни­ка­ко­го ав­то­ри­те­та и при­не­сет не успо­ко­е­ние, а толь­ко но­вое смя­те­ние в Церк­ви. Ед­ва ли есть нуж­да уве­ли­чить в ис­то­рии ко­ли­че­ство раз­бой­ни­чьих со­бо­ров, до­воль­но и трех: Ефес­ско­го 449 го­да и двух мос­ков­ских 1923—1925 го­дов. Са­мо­му же бу­ду­ще­му Со­бо­ру мое пер­вое по­же­ла­ние то, чтобы он мог до­ка­зать свою пол­ную непри­част­ность и несо­ли­дар­ность со вся­ки­ми по­ли­ти­че­ски небла­го­на­деж­ны­ми на­прав­ле­ни­я­ми, рас­се­ять тот ту­ман бес­со­вест­ной и смрад­ной кле­ве­ты, ко­то­рым оку­та­на Рус­ская Цер­ковь пре­ступ­ны­ми ста­ра­ни­я­ми злых де­я­те­лей (об­нов­ле­ния). Лишь толь­ко на­сто­я­щий Со­бор мо­жет быть ав­то­ри­тет­ным и смо­жет вне­сти успо­ко­е­ние в цер­ков­ную жизнь, дать по­кой из­му­чен­ным серд­цам цер­ков­ных лю­дей. Я ве­рю, что на Со­бо­ре об­на­ру­жит­ся по­ни­ма­ние всей важ­но­сти от­вет­ствен­но­го цер­ков­но­го мо­мен­та, и он устро­ит цер­ков­ную жизнь со­от­вет­ствен­но но­вым усло­ви­ям».

Толь­ко при со­бор­но­сти Церк­ви, как мыс­лил и утвер­ждал ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он, про­изой­дет уми­ро­тво­ре­ние цер­ков­ное и утвер­дит­ся нор­маль­ная де­я­тель­ность Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви в но­вых усло­ви­ях Со­вет­ско­го го­су­дар­ства.

Крест­ный путь его под­хо­дил к за­вер­ше­нию. В де­каб­ре 1929 го­да ар­хи­епи­ско­па Ила­ри­о­на на­пра­ви­ли на по­се­ле­ние в Сред­нюю Азию, в го­род Ал­ма-Ату, сро­ком на три го­да. Эта­пом он до­би­рал­ся от од­ной тюрь­мы до дру­гой. По до­ро­ге его обо­кра­ли, и в Ле­нин­град он при­был в ру­би­ще, ки­ша­щем па­ра­зи­та­ми, и уже боль­ным. Из ле­нин­град­ской тю­рем­ной боль­ни­цы, ку­да его по­ме­сти­ли, он пи­сал: «Я тя­же­ло бо­лен сып­ным ти­фом, ле­жу в тю­рем­ной боль­ни­це, за­ра­зил­ся, долж­но быть, в до­ро­ге; в суб­бо­ту, 28 де­каб­ря, ре­ша­ет­ся моя участь (кри­зис бо­лез­ни), вряд ли пе­ре­не­су».

В боль­ни­це ему за­яви­ли, что его на­до обрить, на что Прео­свя­щен­ный от­ве­тил: «Де­лай­те те­перь со мной, что хо­ти­те». В бре­ду он го­во­рил: «Вот те­перь-то я со­всем сво­бо­ден, ни­кто ме­ня не возь­мет».

Ан­гел смер­ти сто­ял уже у гла­вы стра­даль­ца. За несколь­ко ми­нут до кон­чи­ны к нему по­до­шел врач и ска­зал, что кри­зис ми­но­вал и что он мо­жет по­пра­вить­ся. Ар­хи­епи­скоп Ила­ри­он ед­ва слыш­но про­шеп­тал: «Как хо­ро­шо! Те­перь мы да­ле­ки от…» И с эти­ми сло­ва­ми ис­по­вед­ник Хри­стов скон­чал­ся. Это бы­ло 15/28 де­каб­ря 1929 года.

Мит­ро­по­лит Се­ра­фим Чи­ча­гов, за­ни­мав­ший то­гда Ле­нин­град­скую ка­фед­ру, до­бил­ся раз­ре­ше­ния взять те­ло для по­гре­бе­ния. В боль­ни­цу по­ста­ви­ли бе­лое ар­хи­ерей­ское об­ла­че­ние и бе­лую мит­ру. По­кой­но­го об­ла­чи­ли и пе­ре­вез­ли в цер­ковь ле­нин­град­ско­го Но­во­де­ви­чье­го мо­на­сты­ря. Вла­ды­ка страш­но из­ме­нил­ся. В гро­бу ле­жал жал­кий, весь обри­тый, се­дой ста­ри­чок. Од­на из род­ствен­ниц по­кой­но­го, уви­дев­шая его в гро­бу, упа­ла в об­мо­рок. Так он был непо­хож на преж­не­го Ила­ри­о­на.

По­хо­ро­ни­ли его на клад­би­ще Но­во­де­ви­чье­го мо­на­сты­ря, неда­ле­ко от мо­гил род­ствен­ни­ков ар­хи­епи­ско­па, а впо­след­ствии Пат­ри­ар­ха Алек­сия.

Кро­ме мит­ро­по­ли­та Се­ра­фи­ма и ар­хи­епи­ско­па Алек­сия в по­гре­бе­нии участ­во­ва­ли епи­скоп Ам­вро­сий (Ли­бин) Луж­ский, епи­скоп Сер­гий (Зен­ке­вич) Ло­дей­но­поль­ский и еще три ар­хи­ерея.

Так ото­шел в веч­ность этот бо­га­тырь ду­хом и те­лом, чу­дес­ной ду­ши че­ло­век, на­де­лен­ный от Гос­по­да вы­да­ю­щи­ми­ся бо­го­слов­ски­ми да­ро­ва­ни­я­ми, жизнь свою по­ло­жив­ший за Цер­ковь. Его смерть яви­лась ве­ли­чай­шей утра­той для Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви.

Веч­ная те­бе па­мять, до­сто­бла­жен­ный свя­ти­те­лю Ила­ри­оне!

Источник: https://azbyka.ru/

(22)

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *