Захарьинский святой

отец Иоанн Честнов

Отрывок из 2-й главы 2-го тома

книги «За Христа претерпевшие».

Книга рекомендована к публикации

Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р17-708-0327

   Автор: Вадим Вадимович Никонов, кандидат педагогических наук, научный сотрудник Гжельского государственного университета, историк, краевед, автор ряда монографий и статей по духовной, культурной и бытовой истории Подмосковья.

Дело священников

Александра Виноградова

и Иоанна Честнова 1930 г.

Бог попускает

умножаться бедствиям

не для того, чтобы потопить нас,

но чтобы сделать нас более опытными

и яснее показать Свою силу.

Святитель Иоанн Златоуст

  В начале 1929 г. скончался настоятель Успенской церкви села Гжель отец Александр Орлов, а 8 июля на его место был назначен протоиерей Александр Виноградов, прослуживший здесь до ноября 1930 г.

  Послужной список, составленный им собственноручно, вероятнее всего, в 1927 г., содержит краткие биографические сведения.

  Родился Александр Алексеевич Виноградов в 1875 г. в деревне Егорье Ковровского уезда Владимирской губернии в семье диакона. Окончил Владимирскую духовную семинарию [169]. С 1895 г. служил псаломщиком в храме села Золотая Грива Вязниковского уезда, а в 1898 г. перемещен в Вязниковский Казанский собор. 19 июля 1903 г. рукоположен во диакона в село Сима Юрьевского уезда.

  С 1 сентября 1903 г. занимал должность законоучителя и учителя пения в Коленовской церковно-приходской школе, а также учителя славянского языка и пения в Симской женской церковно-приходской школе. 21 января 1907 г. рукоположен во священника в село Малое Кузьминское Юрьевского уезда, одновременно исполнял обязанности законоучителя в Кузьминской школе грамоты. 24 июня 1911 г. отец Александр был переведен на священническое место в село Заборье и с 1 сентября назначен законоучителем при церковно-приходской школе [170]. Труды священника Александра Виноградова были по достоинству оценены и вознаграждены. В 1914 г. он получил архипастырское благословение, в 1915 г. награжден набедренником, в 1918 г. – скуфьей, в 1924 г. – камилавкой. В 1926 г. Архиепископом Петром Воронежским [171], временно управляющим Московской епархией, отец Александр был перемещен из Владимирской епархии в Московскую, в Покровский храм села Покровского-Шереметьева. В 1927 г. ко дню Святой Пасхи священник Александр Виноградов был награжден наперсным крестом [172].

  Советская власть также не оставляла своим вниманием отца Александра, и, как священнослужитель, он был лишен избирательных прав [173], что влекло за собой ряд ограничений, распространявшихся далеко за рамки возможности избирать и быть избранным [174].

  Назначение нового настоятеля стало заметным событием в жизни Успенского прихода. Не прошло оно незамеченным и для тех жителей Гжели, которые отошли от Церкви и так или иначе встроились в новый миропорядок. Интересные подробности того, как именно изменилась церковная жизнь с появлением в Успенском храме отца Александра Виноградова, содержатся в показаниях председателя местного колхоза «Гжельский ударник» С.Н. Г-на, который, желая раскрыть перед следователем контрреволюционную сущность «нового попа», в действительности рисует образ усердного батюшки, с первых же дней своего назначения на новый приход стремящегося не только поднять религиозный дух прихожан, но и вернуть в лоно Церкви всех отошедших от нее. Для нас это свидетельство тем более ценно, что принадлежит оно человеку, занимавшему пробольшевистскую позицию. В этом смысле весьма выразительно звучит первая фраза председателя Г-на, где он говорит об образе церковной жизни в Гжели, характеризуя его как «законный», то есть соответствующий всем требованиям новой власти.

[169] По другим сведениями, отец Александр не окончил полного курса семинарии. См.: Ведомости о церквах Юрьевского уезда за 1914 год, 4-й благочиннический округ (ГА ВО. Ф. 556. Оп. 1. Д. 4892. Л. 85 об., 86).

[170] Эти данные полностью согласуются с архивными документами (см.: Ведомости о состоянии церквей г. Гороховца за 1914 г.,Суздальского уезда за 1917 г., Вязниковского уезда за 1918 г., Юрьевского уезда за 1919 г. [ГА ВО. Ф. 556. Оп. 1. Д. 4887. Л. 42, 45 об., 46]), а также с официально опубликованными сведениями (см.: ВЕВ. – 1911. – С. 164). Однако относительно даты определения «диакона села Симы Юрьевского уезда Александра Виноградова на священническое место в село Малое Кузьминское того же уезда» имеется некоторое расхождение. Во Владимирских епархиальных ведомостях показано, что определение состоялось не в январе 1907 г., а 30 декабря 1906 г. (ВЕВ. – 1907. – № 1. – С. 2).

[171] Архиепископ Петр (Василий Константинович Зверев, 1878–1929) – архиепископ Воронежский и Задонский. Прославлен в лике Новомучеников Российских Архиерейским собором в 2000 г.

[172] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 22, 22 об.

[173] Списки лиц, лишенных избирательных прав по уездам. 1 октября 1925 г. – 30 сентября 1926 г. // ГА ВО. Ф. Р-307. Оп. 4. Д. 36. Л. 386 об.

[174] Никонов В. В., Ушатова Н. П. За Христа претерпевшие. Церковь и политические репрессии 1920–1950-х гг. на территории Раменского района Московской области. Т. I. Раменская волость. – Гжель: Гжельский государственный университет, 2016. – С. 130, 131.

Успенский храм села Гжель. Фото: http://palata-npr.ru/ 

  «До приезда попа Виноградова наша Гжельская церковь жила почти в законе. <…> В конце 29 года или начале 30, точно не помню, к нам приехал новый поп Виноградов. Первым долгом Виноградов провел беседы об упадке религии и призвал верующих поддержать церковь. Со своей же стороны Виноградов энергично взялся за восстановление престижа церкви, проводя беседы не только у церкви, но и ходя по домам. Такая политика попа имела своим следствием то, что в церковь стало ходить много народу, стали поступать большие приношения. Среди населения стали ходить разговоры, что вот это настоящий священник, истинный борец за религию и что с таким священником верующие не пропадут» [175].

  На рубеже 1929-1930 гг., то есть как раз в период служения отца Александра в Гжели, в Советском Союзе возобновилась борьба с колокольным звоном. Собственно, началась-то она сразу после октябрьского переворота и, то обостряясь, то временно затихая, непрерывно велась в течение всех 1920-х гг. За это время было опубликовано несколько постановлений, в той или иной степени ограничивавших возможность колокольного звона. Например, в инструкции Наркомата внутренних дел и Наркомата юстиции 1926 г. «О порядке пользования колокольнями» указывалось: «Принимая во внимание многочисленные заявления со стороны трудящихся и отдельных организаций их о том, что применяющийся доселе порядок пользования колокольнями, а равно и самый звон, не связанный, нередко, даже с отправлением какого-либо обряда-культа /как например: в дни так называемой «Пасхи», Рождества и пр./, нарушает нормальное отправление общественного правопорядка и особенно стеснительно отражается на жизни городских поселений, где почти повсеместно, имеются установки «радио-приемников» и «радио-передачи». … Пользование колоколами и производство в них звона не связанного непосредственно с отправлением культовых служб, а лишь в силу установившегося обычая, как например: дни «Пасхи», «Рождества» и др. в городских поселениях не допускается» [176].

  Однако этот и подобные документы лишь регламентировали колокольный звон, который, по сути, в любой момент мог быть прекращен просто на основании Декрета об отделении Церкви от государства. В статье пятой Декрета говорилось, что «свободное исполнение религиозных обрядов обеспечивается постольку, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан Советской Республики. Местные власти имеют право принимать все необходимые меры для обеспечения в этих случаях общественного порядка и безопасности». Таким образом, колокольный звон, очевидно, нарушающий советский общественный порядок, с 1918 г. и так находился как бы вне закона. Указанной нормы Декрета властям показалось мало, и 31 декабря 1929 г. Комиссией по вопросам культов при Президиуме ВЦИК был принят закон «Об урегулировании колокольного звона», фактически запрещавший колокольный звон. Вслед за запретом на звон власти логично посчитали колокола ненужными, и началась кампания по их снятию с колоколен. Колокола стали снимать повсеместно, и гжельский храм не стал исключением. В январе 1930 г. отец Александр воспрепятствовал снятию колоколов с храма.  В этом его поддержали женщины из деревни Трошково, а также некоторые жители Гжели. Среди них активную позицию занял Алексей Иванович Вьюгин, 1879 г.р., впоследствии арестованный. Мало того, что он бесстрашно высказывался против осквернения храма, он, по словам свидетелей, даже бил по рукам колхозников, которые собирались голосовать за снятие колоколов [177]. Разумеется, дело было подано таким образом, что во всем оказывался виноватым священник, и в конце января – начале февраля 1930 г. Александр Алексеевич Виноградов был обвинен в незаконном собрании верующих и приговорен Нарсудом к трем годам высылки, но Губсуд дело прекратил.

  И в это время – в конце января (по другим данным, «с февраля» [178]), когда, судя по всему, отец Александр Виноградов находился под следствием по делу о сопротивлении снятию колоколов, в гжельский храм назначается священник Иоанн Петрович Честнов.

[175] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 4.

[176] РГАСПИ. Ф. 89. Оп. 4. Д. 119. Л. 3-5. Цит. по: Общество церковных звонарей Звон.ру [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.zvon.ru/article3.view2.page6.part5.html (дата обращения: 10.042016).

[177] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-45977. Л. 8, 8 об. Обвинительное заключение по делу П. И. Вьюгина помещено в Приложении.

[178] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-49364. Л. 19.

Священномученик Иоанн Честнов.

Образ по тюремной фотографии 1930 г. 

  Он родился в 1874 г. в селе Запонорье Богородского уезда Московской губернии в семье священника. В 1904 г., по окончании 4-го курса Московской духовной семинарии, Иван Честнов сдал экзамен на звание учителя церковно-приходской школы, и епископом Можайским Парфением [179] был назначен псаломщиком Знаменского храма в село Амирево Богородского уезда.

  9 марта 1905 г. епископ Дмитровский Трифон [180] посвятил Ивана Честнова в стихарь, а в июле 1907 г. он был переведен псаломщиком в Крестоводвиженский храм в село Новое Клинского уезда [181].

  В 1908 г. состоялась диаконская хиротония Иоанна Честнова, и он был определен к Воскресенской кладбищенской церкви в городе Подольске, где с 1910 г. занимал должность законоучителя в мужском и женском училищах.

  С 1916 г. диакон Иоанн Честнов состоял секретарем и казначеем касс взаимопомощи духовенства 5-го благочинического округа Подольского уезда, с 20 марта 1917 г. – членом исполнительного комитета уездного духовенства и мирян, с 1 июля 1917 г. – членом 1-го благочиннического округа того же уезда. Ко дню Святой Пасхи 1919 г. диакон Иоанн получил Патриаршее благословение.

[179] Парфений (Левицкий) (1858–1922) – епископ Можайский (1899–1904), епископ Подольский и Брацлавский (1904–1908), архиепископ Тульский и Белевский (1908–1917), временный управляющий Полтавской епархией (1920–1921).

[180] Трифон (Туркестанов) (1861–1934) – епископ Дмитровский Московской епархии.

[181] ГБУ ЦГА. ЦХД до 1917 г. Ф. 1371. Оп. 1. Д. 39. Л. 29–30.

Памятный крест на фасаде Знаменского храма в Захарьино 

  1 сентября 1920 г. митрополитом Крутицким Евсевием [182]  Иоанн Честнов рукоположен во священника и назначен в Знаменскую церковь села Захарьина Подольского уезда, а в январе 1921 г. переведен в Воскресенскую кладбищенскую церковь.

  В декабре 1928 г., для «исполнения пастырских обязанностей», епископом Подольским Иннокентием [183] священник Иоанн Честнов был направлен к Михайло-Архангельской церкви села Вертлина (в документе – Вертлинского) Клинского уезда.

[182] Евсевий (Никольский) (1860–1922) – епископ Русской Православной Церкви, митрополит Крутицкий (1920–1922).

[183] Иннокентий (Летяев) (1882–1937) – епископ Русской Православной Церкви, архиепископ Харьковский и Ахтырский. Расстрелян по приговору тройки УНКВД по Новосибирской области 14 декабря 1937 г. В 1993 г. определением Синода Украинской Православной Церкви прославлен как местночтимый святой Харьковской епархии.

Руины Михаило-Архангельской церкви села Вертлина.

Фото А. Агафанова 1990 г.

  В октябре 1929 г. отец Иоанн Честнов был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму, где провел пять с половиной недель [184]. Однако в протоколе допроса отца Иоанна в графе «Сведения о прежней судимости» содержится запись, которую можно трактовать таким образом, что до судимости 1929 г., он уже привлекался к ответственности: «За самоуправство в г. Подольске в 1928 г. В 1929 г. в октябре м-це сидел в Бутырках 5 ½ недель, но потом освобожден» [185]. Означает ли это, что в тюрьму он в 1929 г. попал по делу 1928 г., или это были два разных эпизода – непонятно.

[184] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 19 об.

[185] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 19 об.

Справка о содержании И.П. Честнова в Бутырской тюрьме в 1929 г.

  В Вертлине у священника не было постоянного жилья, и это заставило его обратиться к правящему архиерею с просьбой о переводе на другой приход.

  В Синоде отец Иоанн познакомился с председателем церковного Совета гжельского прихода Василием Ильичом Московским, который сообщил ему, что при Успенском храме села Гжель есть вакантное место священника. В.И. Московский подал записку правящему архиерею, что он не против кандидатуры отца Иоанна. 24 января 1930 г. епископом Воскресенским Иоанном [186] священник Иоанн Честнов был переведен в храм Успения Божией Матери села Гжель.

[186] Иоанн (Василевский) (1864–1931) – епископ Воскресенский Московской епархии.

Священномученик Иоанн Честнов. Икона из иконостаса Михаило-Архангельского храма в Вертлино

  Пастырем отец Иоанн оказался не менее ревностным, чем отец Александр. Энтузиазм, с которым новопоставленный священник взялся за дело, дал основания председателю колхоза «Гжельский ударник» Г-ну предполагать, что оба священника были прежде знакомы – настолько согласованными на первых порах казались их действия: «В конце февраля м-ца [187] неизвестно, откуда, к нам в село Гжель явился другой поп Честнов. <…> Получилось впечатление, что попы Виноградов и Честнов были раньше хорошо знакомы друг с другом, т.к. с приездом Честнова уже политику <неразб.> и вербовку верующих стали проводить вместе. Лично я неоднократно видел в феврале и марте м-цах с.г., как попы Виноградов и Честнов утром, часов в 4–5, уже успевали обойти дома и возвращались домой» [188]. Действия священников не замедлили сказаться и на росте числа прихожан, и на их отношении к Церкви, и, как можно понять по некоторым свидетельствам, к политике, проводимой новой властью.

  Разумеется, что такая активность в действиях обоих батюшек не могла не привлечь к себе внимание со стороны местных органов ОГПУ, и в ночь на 1 ноября 1930 г. они одновременно были арестованы. Этому предшествовал ряд событий, анализ которых позволяет предположить, что арест для священников не стал неожиданностью.

  Уже в сентябре 1930 г. состоялось общее собрание членов колхоза «Гжельский ударник», на котором были отмечены проявления недовольства существующим положением дел на селе, которые в последнее время позволяли себе некоторые колхозники. Негативную реакцию сельчан вызвали требования властей привлекать к сельхозработам в летнее каникулярное время детей колхозников. Надо отметить, что такая помощь колхозу практиковалась и раньше (добавим – и позже, вплоть до конца 1980-х гг. – В.Н.). Однако в последнее время некоторые родители стали противиться тому, чтобы их дети трудились в поле. Эти проявления руководство колхоза относило к последствиям пропаганды, проводимой местным духовенством (возможно, небезосновательно). На собрании в прениях выступил колхозник Соловьев и сообщил: «В момент работы школьников в колхозе, женщина, идя по улице ругала колхоз. Это, считаю, есть пропаганда духовенства» [189]. Строго говоря, из того, что некая женщина ругала колхоз, совсем не следует, что в этом виновны священники. Во-первых, причины недовольства колхозом могли лежать и в какой-то иной плоскости, во-вторых, колхозник Соловьев не привел никаких выражений женщины, из которых можно было бы как-то увязать ее ругань с духовенством, в-третьих, у женщины могло просто быть плохое настроение и она ругала все подряд, а отношение к колхозам было таково, что их ругали в первую очередь. Разные могли быть причины. Но не это главное. Главное в том, что Соловьев связал абстрактное недовольство колхозом некой безымянной женщины с деятельностью батюшек. А это означает, что на такое мнение имелся, можно сказать, политический заказ. Колхозное строительство, как известно, шло с трудом; истинные причины этих затруднений власть не устраивали, и она на них не обращала внимания. Легче было искать виновных, и священники подходили как нельзя лучше.

  Между тем собрание продолжалось, и следующий оратор развил тему: «Агитация попов, конечно, есть, но нужно сказать, что иногда и наши колхозники бывают сами подпевалами попам». Что именно имел в виду выступавший, в протоколе отражения не нашло, но главная тема была заявлена и враг определен. Оставалось лишь зафиксировать все это более конкретно, и было сформулировано предложение, принятое собранием единогласно: «Отметить, что нашими классовыми врагами попами ведется агитация против колхоза за что говорят факты выступления попа Честнова на поминках, увод девочки с поля колхоза гр-кой Ионовой и эти выступления рассчитаны на срыв работы колхоза [190], т.к. они имеют место в самый трудный для колхоза момент уборки вовремя, задачи каждого колхозника на агитацию классового врага ответить еще более дружной работой, разоблачая поповско-кулацкую агитацию» [191].

  Тот факт, что выписка из протокола собрания, которую мы частично процитировали, находится в следственном деле, причем в самом его начале, может служить основанием для того, чтобы предположить наличие у местного ОГПУ явного намерения арестовать священников еще в сентябре 1930 г., то есть за месяц до фактического ареста. Сами формулировки, использованные в протоколе при описании последствий деятельности «попов», свидетельствуют, что, во-первых, они рассматриваются как основные виновники неудач с колхозным строительством, а во-вторых, что к протоколу, прямо или косвенно, приложили руку «редакторы» из ОГПУ.

  В любом случае, сигнал был дан, и скрыть его, тем более на селе, было совершено невозможно. Нет никаких сомнений в том, что все произошедшее на собрании колхоза стало незамедлительно известно обоим священникам, которые не могли не осознавать вероятности близкого ареста, тем более что оба имели опыт общения с соответствующими советскими органами. Можно даже предположить, что понимание надвигающейся опасности появилось и раньше. Так, еще недели за две до злополучного собрания отец Иоанн Честнов уже делает попытку перевестись из Гжели в храм, расположенный в другом – Щелковском – районе (хотя то, что причиной этого прошения была именно опасность ареста, автор утверждать не может, вероятны и другие основания, тем более что к этому времени, как будет показано ниже, между двумя батюшками возникли определенные разногласия). Сохранилось даже прошение, которое он написал на имя епископа Воскресенского Иоанна (Василевского). Оно датировано 18 сентября и содержит просьбу перевести его в Никольский храм села Жегалова. Судя по всему, в то время там было вакантно священническое место. Однако соответствующего распоряжения духовного начальства не последовало, и отец Иоанн остался в Гжели [192].

[187] Дата, указываемая свидетелем, очевидно, ошибочная. Отец Иоанн, как было показано выше, был переведен в Гжель либо в конце января, либо в самых первых числах февраля.

[188] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 4.

[189] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 1.

[190] Перечисленные в резолюции события будут описаны ниже.

[191] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 1, 1 об.

[192] Случайно или нет, но место настоятеля в Жегалове занял священник Николай Харьюзов, который в 1937 г. будет определен к гжельскому Успенскому храму.

Прошение отца Иоанна Честнова о переводе его к Никольскому храму села Жегалова Щелковского района Московской области

  Первые допросы будущих «свидетелей» начались непосредственно перед арестом батюшек – в период с 29 по 31 октября 1930 г. Допрошены были четыре человека, и вполне можно предположить, что информация об этом так или иначе дошла до священников.

  Первым показания дал председатель колхоза С.Н. Г-н. Выше мы уже приводили некоторые цитаты из протокола его допроса, где он утверждал, что активность попов способствовала активизации церковной жизни на селе. Кроме того, свидетель приписал священникам распространение слухов о том, что якобы от всех вступивших в колхоз власти потребуют снять со стен у себя дома иконы и отказаться от венчания в храме. Довольно странный упрек, если учесть, что к концу 1930 г. большевики давно не скрывали своего отношения к религии. Также, по словам Г-на, попы уверяли крестьян, что «всем колхозникам будут клеймить деньги, и что сбывается писание божие о конце света. <…> Особенно резко поповская агитация стала проявляться тогда, когда в колхозе из-за недостатка рабочих рук, была угроза оставления посевов неубранными. Здесь уже попы Виноградов и Чест-нов окончательно распоясались и, чувствуя всю безнаказанность своей агитации, открыто призывали сорвать помощь колхозу. Так, 28/IX-30 г. на поминках умершего крестьянина Овчинкина присутствовали Солертовский и Честнов. Последний говорил: «Колхоз сам разваливается, и это по писанию божьему. Скоро все колхозники будут высланы в Турцию и Египет для искупления своих грехов. <…> Подумайте о своей душе и постарайтесь скорее искупить свою вину. Не помогайте колхозникам сами и не пускайте своих детей работать в колхозе». В тот же день беднячка Ионова, под влиянием поповской агитации, прибежала на колхозное поле, где вместе со школой работала ее дочь, в моем присутствии обругала колхозников и увела с работы свою дочь, говоря, что она не позволит, чтобы ее дочь работала на антихриста и была предана анафеме. Действия поповской агитации сказывались и на отдельных колхозниках, еще не отделавшихся от поповского дурмана. <…> Характерно, что до появления попов Виноградова и Честнова, колхозница Кузнецова была самой ярой защитницей колхоза, выступала на собраниях, призывала вступать в колхоз. Теперь же, попав под влияние попов, стала ярой противницей колхоза» [193]. Закончил председатель Г-н свои показания тем, что высказал общее, по его словам, мнение о необходимости в ответ «на поповскую агитацию еще теснее сплотиться, прося, со своей стороны, этих попов убрать» [194]. Куда и, главное, как «убрать», Г-н не уточнил. Еще более выразительную версию произошедшего на похоронах крестьянина Овчинкина поведала колхозница Е.И. Ш-ва из гжельской деревни Фениной. По ее словам, на поминках присутствовало около тридцати человек, и в том числе священник Честнов и «псаломщик дьякон» (так в тексте. – В.Н.) Солертовский. После того как гости «закусили», разговор зашел о колхозах, «причем женщины стали спрашивать Честнова, почему колхозникам будут молоть на мельнице <зерно> в первую очередь?» [195]. В показаниях свидетельницы содержатся два важных обстоятельства, на которые следует обратить внимание. Во-первых, она отмечает, что разговор состоялся после того, как собравшиеся «закусили», то есть выпили. Зная существующие традиции, можно предположить, что немало. И во-вторых, из текста протокола определенно следует, что разговор на тему колхозов был начат не батюшкой, а собравшимися крестьянами, которые в большинстве своем членами колхоза не были. Иначе как можно было бы объяснить постановку такого вопроса? Все перечисленное указывает на изначально негативное отношение сельчан к колхозному строительству. По словам Ш-вой, поп Честнов на это ответил: «Ничего, пусть пока пользуются благами. Скоро все колхозы развалятся, и их угонят со своими колхозниками в Турцию и Египет» [196]. Эту реплику трудно комментировать, настолько она несуразна. В самом деле, причем здесь Турция и Египет? Однако эти же слова приписывает отцу Иоанну и предыдущий свидетель Г-н, то есть, возможно, они и были произнесены, но, вероятно, в каком-то ином смысле. Далее Ш-ва отмечает, что все присутствующие стали ругать колхозников «всяческими бранными словами». А когда поп Честнов сказал, чтобы крестьяне не пускали своих детей помогать колхозу, и вовсе «поднялась еще большая ругань». После чего беднячка Ионова забрала с поля свою дочь, а бывшая защитница колхозов Кузнецова стала их ярой противницей. То есть в этой части показания обоих свидетелей совпали почти полностью. Обращает на себя внимание общий фон недовольства колхозами со стороны местных крестьян. Со слов свидетелей, причиной этому была «поповская агитация», однако оба рассмотренных протокола свидетельствуют о том, что и без агитации крестьянин быстро понял всю разрушительную роль псевдоартельной организации труда, навязывавшейся ему новой властью.

[193] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 4–5.

[194] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 5 об.

[195] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 7.

[196] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 7.

Священномученики Иоанн Честнов и Леонтий Гримальский. Икона Успенского храма села Гжель

  Третьим свидетелем, допрошенным 29 октября 1930 г. по делу гжельских священников, стал председатель местного сельского Совета П.Т. Г-в, здешний уроженец и кандидат в члены ВКП(б). Его возмутил поступок «попа Честнова», заключавшийся в том, что последний тайком от него окрестил его сына: «Уже будучи председателем с/совета и кандидатом в члены ВКП(б), у меня родился ребенок, которого я записал в книгах рождения. Крестить в церкви не намеревался и не имел права как кандидат ВКП(б). Назвал его Вячеславом. В мое отсутствие жена принесла ребенка к священнику Честнову и попросила ребенка окрестить. Честнов, прекрасно зная, что это ребенок мой, но в целях подрыва моего авторитета и дискредитировать как члена ВКП(б) (так в тексте. – В.Н.), без моего разрешения и без спроса о регистрации с/совета, окрестил ребенка, назвав его вместо официальной записи Вячеслав – Александром. Таким путем сейчас мой сын имеет два имя (так в тексте. – В.Н.): гражданское – Вячеслав, и церковное – Александр» [197]. Рассказав о случившемся, свидетель Г-в этим не ограничился и счел необходимым дать политическую оценку поступку попа Честнова: «Указанное самовольство также является одним из методов попа Честнова, подрыва авторитета сельских коммунистов, тем более, что после крещения моего ребенка, я в течение недели был посмешищем всего села». Крещение сына председателя сельсовета нельзя назвать типичным случаем, но такое не было и редкостью. Надо сказать, что, несмотря на передачу функции ведения метрических книг советским органам, произошедшую сразу после взятия большевиками власти и зафиксированную в Декрете об отделении Церкви от государства, такие книги в храмах продолжали вестись, что периодически приводило к разного рода конфликтам. На первый взгляд порядок ведения актов гражданского состояния, прописанный как норма в соответствующих законах, довольно четко регулировал указанную деятельность. Однако на местах некоторые батюшки устанавливали свои правила для желающих венчаться и крестить детей. В качестве яркого примера можно привести ситуацию в Успенском храме села Гжель после определения сюда отцов Александра и Иоанна, о чем и пойдет речь ниже.

  31 октября 1930 г. состоялся допрос диакона Успенской церкви Владимира С-го, в протоколе которого впервые упоминается новый порядок регистрации браков и крещений, введенный гжельскими священниками. Так, согласно показаниям диакона С-го, священник «Виноградов, в целях привлечения верующих к церкви и запугивания, ввел систему регистрации браков, причем непростую регистрацию, а ввел метрические выписки с указанием свидетелей и кумы с кумом. В целях же запугивания крестьян о божьем наказании, Виноградов крестил ребят без всякого разрешения с/совета и справки о регистрации, причем спрашивал родителей о том, венчались ли они или нет, и, если родители отвечали, что не венчаны, то Виноградов в книге записей крестин ставил: «внебрачный» [198]. Из показаний свидетеля становится ясно, что отец Александр Виноградов пытался таким образом повлиять на местное население, планомерно развращаемое большевиками, сохранять православный семейный уклад, при котором ребенок, рожденный от не состоявших в церковном браке родителей, действительно считался внебрачным. Очевидно, что отец Александр преследовал при этом единственную цель – упорядочить семейные отношения, однако с точки зрения властей, сознательно их разрушавших, такие действия выглядели предосудительными.

[197] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 9.

[198] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 13 об.

Успенский храм села Гжель. Фото А. Агафонова 1 мая 1987 г.

  Далее диакон С-ий упоминает и случай с крещением сына председателя сельского совета Г-ва священником Иоанном Честновым, а также и иные подобные случаи: «Честнов тоже, зная, что он не имеет права крестить без справки о регистрации крестил ребенка пред. Совета, члена ВКП(б) т. Г-ва. Кроме того, тайно от отца крестил ребенка члена ВКП(б) Кузнецова, который и до сих пор не знает о крестинах» [199].

  Помимо порядков, которые батюшки пытались вводить в приходскую жизнь (а точнее, возродить), диакон С-ий отметил также и ряд откровенно контрреволюционных (с его точки зрения) высказываний и поступков священников. В протоколе есть свидетельство о выступлении отца Иоанна Честнова на поминках Овчинкина по поводу привилегий, которыми якобы пользуются колхозники при установлении очередности помола зерна. Далее диакон Владимир, которому, очевидно, по долгу службы приходилось часто бывать вместе со священниками на подобных мероприятиях, упоминает случай, произошедший также на похоронах «убитого Ванчуркина». Здесь речь зашла о воспитании детей, и отец Иоанн, по словам свидетеля, высказался так: «Потому такое распущение, что родители не смотрят за воспитанием своих детей и доверяются школьному воспитанию, а оттуда и исходит все зло» [200]. Трудно поверить, чтобы отец Иоанн в самом деле мог такое сказать – слишком уж опасным выглядело такое обвинение советской системы образования, однако в целом подобное отношение к школе в этот период, и именно в Гжельской округе, полностью согласуется с целым корпусом документов, относящихся к вопросам образования в Гжели [201].

[199] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 13 об.

[200] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 14.

[201] См.: Илькевич Б.В. Художественно-промышленное образование в Гжели. 1899–1937 гг.: монография/ Б.В. Илькевич, В.В. Никонов. – Гжель: ГГХПИ, 2014.

Анкета, заполненная при аресте И. П. Честнова

  Также диакон С-ий утверждал, что ему приходилось быть свидетелем случаев, когда священник Честнов позволял себе контрреволюционные высказывания, но колхозники не соглашались с ним. Так, «Честнов говорил, что «сейчас царствует зло, которое вместе с добром ужиться не может, но в писании сказано, что все же добро восторжествует и зло падет. На что С-ов И.П. (в тексте указаны полное имя, отчество и фамилия. – В.Н.) сказал Честнову, что пока дождешься твоего завтра, то сдохнешь, а лучше нужно приспосабливаться к этой власти, которая сейчас. <…> Честнов, будучи в дер. Кошерово завел контрреволюционную беседу, которую присутствующие прервали, говоря, что довольно, батюшка, такие вещи говорить, а то всех посадят» [202].

  Здесь же уместно привести слова диакона о себе самом, так как у следователя мог бы возникнуть естественный вопрос: «А как же ты, отец диакон, являясь постоянным свидетелем такой разнузданной поповской агитации, молчал до тех самых пор, пока органы сами не обратили внимание на эти безобразия и не вызвали тебя на допрос?» Упреждая такое неприятное для себя развитие событий, С-ий отметил, что он неоднократно обращался к настоятелю храма священнику Виноградову с опасениями по поводу высказываний Честнова, но тот отвечал, что «дело это не мое, и если я буду много говорить, то он меня выгонит» [203]. Тогда диакон заявил отцу Александру, что он боится, как бы их всех за это не посадили, и что больше со священником Честновым он ходить по приходу не будет [204].

  Закончил свои показания диакон Владимир следующими словами: «Я категорически утверждаю, что попы Честнов и Виноградов не столько занимаются своими церковными делами, сколько светскими, и при всяком удобном случае используют религию во вред существующему строю» [205]. Надо отметить, что последняя сентенция диакона заметно выпадает из общего тона его показаний, которые в целом носят, конечно, обличительный характер, но не содержат огульных обвинений. Во всяком случае, на протяжении всего допроса свидетель не позволяет себе подобных обобщений и, что является особенно показательным, ни разу не называет священников «попами» [206]. В протоколе они именуются либо священниками, либо просто по фамилии, что, разумеется, не совсем этично по отношению к духовной особе, но в любом случае не оскорбительно. А вот слово «поп» в протокольном языке советского следствия получило выраженный негативный смысл, и то, что диакон в конце показаний употребляет его, наводит на мысль, что последнюю фразу ему все-таки подсказал следователь. Однако это только предположение.

  Допрос диакона С-го состоялся 31 октября днем, а в ночь на 1 ноября обоих батюшек арестовали.

[202] Там же.

[203] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 14.

[204] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 13 об.

[205] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 14.

[206] Отметим, что в именовании священника попом ничего оскорбительного нет – это лишь «калька» с греческого именования священнослужителя «папаs», означающего то же, что и на русском, – отец, папа. Однако в силу определенных причин слово «поп» приобрело пренебрежительный оттенок, что и использовала советская пропаганда, взяв термин себе на вооружение.

Постановление о предъявлении обвинения и избрании меры пресечения И.П. Честнову и А.А. Виноградову

  Допросы священников состоялись уже 1 ноября. Первым допросили настоятеля отца Александра Виноградова. Протокол не содержит вопросов следователя, и показания батюшки идут сплошным текстом, который, однако, имеет довольно четкую структуру. Прежде всего, отец настоятель кратко изложил обстоятельства своего назначения в Гжель и отметил, что все сказанные им проповеди имели исключительно религиозный характер и никоим образом не касались политических вопросов. Что же касается бесед с верующими, то он действительно практиковал их некоторое время после своего появления в Гжели, но вскоре они были прекращены. Затем, вероятно, после соответствующего вопроса следователя отец Александр коснулся вопросов регистрации крещений и венчаний и вообще деятельности второго священника – отца Иоанна и взаимоотношений с ним. Текст показаний позволяет предположить наличие некоторой напряженности между двумя батюшками. Во всяком случае, видно, что по ряду вопросов у них не сложилось единого мнения, что даже стало причиной обращения настоятеля к духовному начальству. Однако отец Александр ни одним словом не осудил отца Иоанна, утверждая лишь, что тот сам может ответить за свои поступки. В частности, отец настоятель сказал, что священник Иоанн Честнов «повел самостоятельную линию, причем было даже заметно, что он игнорирует меня как настоятеля. Его самочинность была проявлена в следующем виде: По положению церкви, нами только записывалась дата крещения, остальные же сведения мы не заносили. Честнов же указывал в записях дату рождения крестных ребенка и т.д. На мои ему указания, что эти сведения записывать не требуется, Честнов отвечал, что он не менее моего знает и будет делать так, как он знает. Второе положение: Честнов при крестинах детей, самовольно спрашивал о том, в браке родители или нет. Причем, если ему отвечали, что родители не венчаны и только регистрированы, то Честнов записывал «внебрачный». Венчанных же родителей детей записывал «брачными». Увидев эти записи, я категорически заявил Честнову, что таких записей он делать не имеет права, т.к. прекрасно знаю и понимаю, что подразделение детей на брачных и внебрачных, есть нарушение закона Соввласти и, кроме того, благодаря темноте и малосознательности населения эти записи с подразделениями нервировали их, так как записанный ребенок «внебрачным» считался ими как бы незаконнорожденный. На мое заявление Честнов заявил, что это дело его, и он сам будет за это отвечать. Я о незаконных записях докладывал благочинному и владыке, которые мне подтвердили, что такие записи противны закону Соввласти, но, если Честнов не хочет отказываться от своей системы, то вся ответственность ляжет на него, и что он уже не маленький и должен знать, к чему это приведет» [207].

  Затем отец Александр прояснил ситуацию, сложившуюся с крещением детей членов партии Кузнецова и Г-ва. «Как правило, мы крестим детей без справки с/совета о его регистрации, так как Гжельский с/совет заявил, что регистрация детей дело не наше. Лично я, знал, что без регистрационных листков крестить нельзя, но так как с/совет таких справок не давал, я и Честнов крестили без справок. В частности, в отношении крестин ребенка члена ВКП(б) Кузнецова, могу сказать, что ребенка принесли кум и кума уже к вечеру, и сами крестины были уже впотьмах. О том, что <это> ребенок Кузнецова, я знал, но о том, что он член ВКП(б), я не знал. Ребенка же председателя с/совета т. Г-ва крестил Честнов. Я, как правило, перед крестинами спрашиваю приносящих, как он назван, и, только получив имя, произвожу крещение, называя его тем же именем. Что же касается случая с Г-вым, где ребенок по регистрации значится Вячеславом, а Честнов назвал его Александром, то за это будет отвечать Честнов» [208]. Вообще, по словам отца настоятеля, они со священником Честновым служили вместе только по большим праздникам, в прочие же дни службы проводились каждым поодиночке, а требы распределялись ими по очереди «по-недельно», так что каждый не мог знать подробностей треб, проводимых другим батюшкой.

[207] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 17, 17 об.

[208] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 17 об., 18.

Отец Александр Виноградов. Тюремная фотография

  Категорично отвергнув любые контрреволюционные действия или высказывания со своей стороны, отец Александр отметил также, что ничего подобного ему не приходилось слышать также и от отца Иоанна. Правда, диакон С-ий говорил ему об опасных разговорах, которые якобы имели место на поминках, где последний присутствовал вместе со священником Честновым, но на это отец Александр лишь посоветовал диакону не ходить по приходу вместе с отцом Иоанном во избежание неприятностей.

  Следом состоялся допрос отца Иоанна. Разумеется, он отрицал приписываемую ему контрреволюционную подоплеку в своих высказываниях и отмечал то, что его слова были неправильно истолкованы свидетелями. Это можно было предположить. Но что действительно поражает в показаниях священника Иоанна Честнова, это полные достоинства, смелые и развернутые ответы. Так мог отвечать только человек, полностью уверенный в своей правоте, истинный пастырь, не желающий в угоду сложившейся ситуации отступить от веры. В своих показаниях он отмечал, что на вопросы своих прихожан о существующей власти говорил: «Всякая власть дается от Бога, а так как вера православная пала среди верующих, то Бог в наказание за грехи наши и посылает власть. Народ достоин той власти, которая ему послана Богом, и если народ творит беззаконие, то Господь для исправления посылает тяжелую власть. И до тех пор, пока народ не обратится к Богу, ниспосланная ему власть будет продолжаться долго, а когда народ замолит свои грехи перед Богом, то и существующая власть дойдет до такого положения, когда она сама придет к Богу и изменит свое отношение к религии. <…> Для пояснения вышесказанного – укажу свое мнение: Священное Писание не знает безбожников как таковых, есть лишь такое состояние человека, когда в известный период на душу человека налетает нечто вроде пепла, отчего душа и сознание затемняются, но это явление временное, так как это затемнение проходит, и человек, именовавший себя безбожником, становится верующим» [209].

  Отец Иоанн Честнов признал себя виновным лишь в том, что высказывал свое мнение о существующей власти «в местах большого сборища людей», но делал это не по своей инициативе, на это его «вынуждали вопросы верующих». Все остальные обвинения, выдвинутые против него, священник не признал, завершив свои показания такими словами:

  «Мои беседы и ответы верующим я суммирую следующими словами: народ делает зло друг другу, и я как пастырь хотел привести народ к миру. Мои призывы и беседы имели целью вразумить народ и привести их к вере Христовой, так как, если вера Христова укрепится, то и существующая власть также подойдет к этой вере, и вот тогда-то и установится власть, угодная Богу» [210].

[209] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 20.

[210] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 21.

Отец Иоанн Честнов. Тюремная фотография

  После ареста батюшек были допрошены еще два свидетеля. Как кажется, их показания не могли бы усугубить или смягчить «вину» священников, так как никаких новых сведений, по сравнению с прежними допросами, они не содержали. При чтении протоколов бросается в глаза другое: предательская суть показаний одного свидетеля – псаломщика храма К-на, и издевательский, на грани хамства, тон показаний другого.

  2 ноября допрашивали крестьянина И.П. С-ова, того самого, который, по показаниям диакона С-го, на слова священника Иоанна Честнова о будущей победе добра над злом «сказал Честнову, что пока дождешься твоего завтра, то сдохнешь, а лучше нужно приспосабливаться к этой власти, которая сейчас». Следователь, надо полагать, и вызвал-то его только потому, что он был упомянут диаконом; во всяком случае, короткий допрос касался исключительно упомянутого эпизода. Несомненно, свидетель знал об аресте священников – на селе эта новость престала быть новостью моментально, кроме того, вероятно, следователь дал понять С-ову, что он знает о той злополучной беседе. И здесь свидетель дает показания, не меняющие ничего по сути, но содержащие злобный, оскорбительный выпад в адрес уже арестованного батюшки. Что это – месть? желание выслужиться перед властью? стремление продемонстрировать свою лояльность? «Гжельского попа Честнова я знаю мало, так как я в церковь не хожу. Но пришлось мне случайно побывать на похоронах своего односельчанина Ванчуркина. <…> Поп Честнов начал говорить, так как разговор зашел о колхозе, что сейчас царствует зло, которое вместе с добром ужиться не может, но в писании сказано, что все же добро восторжествует и зло падет. Когда же я ему сказал, что довольно, батя, говорить, что неслед. Вас, видно, стали послабже держать, вот вы и опять стали разную нелепость говорить. Так как мы, в настоящее время находимся в советской стране, так и должны делать то, что нам говорят. На что Честнов заявил, что он говорит правду и что есть у него на душе, так как никого не боится. На этом и кончился разговор» [211]. Показания по факту ничем не отличаются от прочих, приведенных нами по этому вопросу, но насколько они эмоционально оскорбительны: «Вас … стали послабже держать, вот вы и опять стали… нелепость говорить». Ведь не мог же не понимать немолодой уже крестьянин С-ов, что после постановления 1929 г., прямо направленного на ограничение прав духовенства, говорить о том, что священников стали держать «послабже», было совершенным издевательством.

  Показания псаломщика К-на также никаких новых сведений не содержали, но слова отца Иоанна в них были переданы в такой форме, что в самом деле можно было подумать, будто последний был активным контрреволюционером. Даже показания диакона С-го выглядят менее агрессивными.

  Таким образом, получилось, что к аресту батюшек приложили руку не только советские и партийные работники Гжели, но и диакон с псаломщиком Успенского храма – два человека, которые более других общались со священниками и которые, казалось, должны были бы приложить все усилия, чтобы смягчить их участь.

  Перед арестом на батюшек были оформлены справки, свидетельствующие об их материальном положении. Они практически идентичны: «Служитель религиозного культа, надела земли не имеет, коровы и лошади нет, своего дома нет» [212]. Разница лишь в том, что семья отца Иоанна состояла из четырех, а отца Александра – из двух человек.

[211] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 24.

[212] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 25, 26.

Справка об имущественном положении И.П. Честнова

  Отца Александра и отца Иоанна из Раменского отправили в Москву, на Лубянку, а позже – в Бутырскую тюрьму. На том экземпляре обвинительного заключения, который сохранился в следственном деле, не указана дата его написания, но, вероятнее всего, оно было утверждено в первых числах ноября 1930 г. Зато на нем сохранился автограф тогдашнего начальника Секретно-оперативного управления Полномочного представительства ОГПУ по Московской области – так сложно именовалась должность высокопоставленного чекиста – Б.М. Гордона [213]. В обвинительном заключении говорилось, что «Виноградов А.А. и Честнов И.П., используя свое положение священников и пользуясь религиозными предрассудками несознательного населения, систематически ведут агитацию против Советской власти и проводимых ею мероприятий. <…> Для обработки окружающего и местного населения (так в тексте. – В.Н.) в а/с направлении, они не только пользовались церковью, но и ходили по домам, где через кликуш распространяли различные а/с слухи, доказывая крестьянам, что по писанию сейчас царствует зло, которое в дальнейшем падет и «добро» (так в тексте. – В.Н.) восторжествует, этим самым предсказывали о падении Соввласти» [214]. И далее в том же духе. На основании этого они обвиняются «в призыве масс к подрыву и ослаблению мощи Соввласти путем срыва выполнения мероприятий Соввласти коллективизации и хлебозаготовок, т. е. в преступлении, предусмотренном ст. 58 п. 10 УК» [215].

  22 ноября 1930 г. тройка ОГПУ Московской области приговорила протоиерея Александра Виноградова и священника Иоанна Честнова к высылке в Казахстан сроком на 3 года, считая срок с 6 ноября 1930 г. [216]

[213] Гордон Борис Моисеевич (1896–1937), советский государственный деятель, старший майор государственной безопасности. Занимал ряд высших постов в органах ВЧК–ОГПУ. 20 июня 1937 г. арестован по обвинению в шпиона же, расстрелян 21 августа 1937 г. 16 сентября 1967 г. посмертно реабилитирован определением Военной коллегии Верховного суда СССР. Относится к «Расстрелянной элите РККА».

[214] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 35.

[215] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 35 об.

[216] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 35, 36.

Выписки из протоколов заседания тройки ОГПУ, осудившей священников А.А. Виноградова и И.П. Честнова

  Протоиерей Александр Виноградов был сослан в Актюбинск. 1 января 1931 г. ему было дано право на свободное проживание в городе. В январе 1932 г. его жена, Анна Ивановна Виноградова, обратилась в ОГПУ с просьбой облегчить участь ее мужа. Однако хлопоты ее успехом не увенчались. По одним сведениям, батюшка провел в ссылке все три года [217], по другим – два с половиной [218].

  Что касается судьбы отца Иоанна Честнова, то в деле сохранился документ, свидетельствующий, с одной стороны, о том, что он весь трехлетний срок наказания отбыл полностью, а с другой, что он сам или кто-то из его родственников делал попытку погасить судимость. Однако, по мнению заместителя Особоуполномоченного УНКВД по Московской области Колобова, это было нежелательным [219].

[217] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. У-19525. Л. 4 об.

[218] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. У-19525. Л. 17 об.

[219] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 49.

Заключение по делу И.П. Честнова об отказе о снятии судимости

  По делу 1930 г. священники Александр Виноградов и Иоанн Честнов были реабилитированы лишь в марте 1992 г., [220] а тогда, в середине 1930-х, вскоре после освобождения их опять ждали аресты, закончившиеся гибелью обоих батюшек.

[220] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. П-49364. Л. 52–54.

Священномученик Иоанн Честнов

Они не поклонились ни зверю, ни иконе его, ни антихристу…

не прияли ни на челах, ни на десницах начертаний врага Божия,

но усвоив себе ум Христов,

постоянно выражали его в образе мыслей и образе действий,

не щадя крови своей для запечатления верности Христу,

и потому воцарились со Христом.

Для них нет смерти.

Святитель Игнатий (Брянчанинов)

  В 1934 г. истек срок ссылки отца Иоанна, и он вернулся в Москву. Однако даже освободившийся священник продолжал терпеть притеснения от властей: ему было запрещено селиться ближе, чем за сто километров до столицы. Священноначалие назначило ему местом служения Вознесенский храм города Можайска, расположенный как раз в ста с небольшим километрах от Москвы, с которой имелось удобное железнодорожное сообщение. Такое назначение было большой удачей для опального батюшки, так как в Москве жили его жена и трое детей, с которыми теперь появлялась возможность часто видеться.

  Но служение в Можайске было недолгим. Большевики, стремившиеся любыми путями задушить православную веру, инспирировали ряд церковных расколов, наиболее масштабным из которых стало так называемое обновленчество. Периодически в различные храмы властями определялся обновленческий клир, который вытеснял православных батюшек и через некоторое время добивался либо закрытия храма, либо установления там новых безблагодатных служб и порядков.

Вознесенский храм города Можайска. 

Фото 1941 г.: http://sobory.ru/photo/325315

  Так произошло и с Вознесенским храмом, где начал служение отец Иоанн. События, связанные с внедрением в клир лжеиереев-обновленцев, подробно описаны в заявлении православной общины в Московский исполком, приведенном в Приложении.

  Вкратце же дело обстояло так. Еще до приезда сюда отца Иоанна Честнова, в 1933 г. в Вознесенский храм неожиданно для клира и верующих был назначен священник-обновленец. Община, понимая суть обновленческого раскола, заявила протест, однако пробольшевистский лжеиерей ретироваться не собирался, чем вынудил прихожан перейти в другой, расположенный неподалеку, храм. Оставшись без паствы, а следовательно, и без дохода, обновленец решил действовать в полном смысле по-большевистски и начал продавать некоторую церковную утварь. Однако когда в дело вмешались власти и появился риск попасть под уголовное преследование, он бежал, оставив приход своему коллеге, разумеется, такому же обновленцу. Этот человек по-своему продемонстрировал отношение к служению у алтаря Божьего. Страдая от неумеренного употребления алкоголя, однажды напился так, что скончался и, как говорится в заявлении, «был найден семидневным трупом в подполе церковной сторожки, какового, к великому прискорбию и низости обновленцев, милиция города Можайска хоронила за свой счет». Затем, уже в январе 1934 г., в Можайск приехал еще один – уже третий по счету – обновленческий лжесвященник по фамилии Максимов, который попросту забрал ключи от храма и, ничего не сказав верующим, уехал в неизвестном направлении. Было совершенно непонятно, что делать членам общины: богослужения не проводились, храм стоял запертый, хотя формально он и не был закрыт. Обращались в различные властные структуры, но те ограничивались отписками, мол, ничего не знаем, так как власть храм не закрывала. Наконец обратились в Горсовет, который по прошествии полугода дал разрешение открыть церковное здание и предложил общине подыскать себе священника. 11 июля 1934 г. новый батюшка был официально зарегистрирован. В заявлении верующих его имя не указано, но надо полагать, что им и оказался отец Иоанн Петрович Честнов. Стали приводить храм в порядок [221], начались службы. Однако уже 23 июля после семимесячного отсутствия явились обновленец Максимов с неким ответственным представителем и опечатали ризницу. Несмотря на то что община заявила протест, требуя удалить захвативших храм, Максимов никуда не уехал, а стал собирать подписи в свою поддержку. Ему удалось собрать 11 подписей, причем оказалось, что все подписанты никакого отношения ни к храму, ни к вере не имели. В результате в августе 1934 г. храм, как и прежде, стоял закрытым, а назначенный сюда православный священник Иоанн Честнов остался без места. Заканчивая рассказ о судьбе Вознесенской церкви, скажем, что отстоять ее верующим так и не удалось [222].

[221] В заявлении этого не указано, однако следует пояснить, что согласно практике тех и последующих лет храмы после захвата обновленцами переосвящались. Хотя возможно, что в описываемом случае этого сделать не успели по причинам, приведенным ниже.

[222] Церковь Вознесения была закрыта в советские годы, согласно постановлению Президиума Московского областного исполнительного комитета Совета РК и К.Д. за № 1175 от 25.V.1939 г. Простояв со времени своего строительства без малого 140 лет, храм был уничтожен в годы Великой Отечественной войны. В протоколе Государственной комиссии по охране и восстановлению памятников, разрушенных или поврежденных немецкими захватчиками, указывалось, что он взорван миной при отступлении фашистских войск 19 января 1942 г. и превращен в груду развалин. Церковь не была восстановлена, сейчас на ее месте жилая застройка. (Вознесенская церковь Можайска — утраченная святыня города //Сайт Можайского благочиния Московской епархии [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://mozhblag.prihod.ru/2015/02/20/voznesenskaya-tcerkov-mozhajska-utrachennaya-svyatinya-goroda/ (дата обращения: 20.09.2016).)

Вид с колокольни Вознесенского храма. Дореволюционное фото

  Найти свободное место для судимого священника было не так просто. В Московской области храмы закрывались один за другим. Не лучше было положение и в других областях. Священников в тот период было значительно больше, чем приходов: страшные 1937-1938 годы, когда большевики решали эту проблему самым простым способом, были еще впереди. Кроме того, в середине 1930-х гг. многие батюшки, как и отец Иоанн, возвращались из лагерей и ссылок. Как это часто бывало, все они арестовывались на рубеже 1920-1930-х гг. и получали (как правило) стандартные три года, истекавшие как раз в 1933-1934 гг. Трудности усугублялись еще и тем, что все они имели запрет селиться ближе 100 км от Москвы, что еще более осложняло их положение, так как именно вне этой зоны плотность храмов, естественно, была меньше, по сравнению с ближним Подмосковьем и самой Москвой. В канцелярии Московской епархии лежало большое число прошений от безместных священнослужителей, но удовлетворить их возможности не было. После двух месяцев бесплодного ожидания отцу Иоанну порекомендовали обратиться с прошением в ближайшие епархии в надежде, что там положение с приходами не такое напряженное, как в Московской. Отец Иоанн так и поступил и в октябре 1934 г. написал прошение епископу Тамбовскому и Мичуринскому Вассиану [223] о принятии его в клир Тамбовской епархии.

  Однако в феврале 1935 г. из канцелярии владыки пришел ответ, что в связи с сокращением приходов число священников, не имеющих мест, растет и отцу Иоанну не могут пообещать «что-либо утешительное». Однако, писал от имени владыки его секретарь, протоиерей Клементовский, «если Вам никоим образом нельзя устроиться в Московской епархии, то можете, на свой страх и риск, приехать к Владыке, но он еще раз предупреждает Вас, что не может гарантировать Вам получение хорошего прихода».

  В том же месяце безместный священник обратился к архиепископу Тверскому Фаддею (Успенскому) [224].

[223] Вассиан (Пятницкий) (1879–1941), архиепископ Тамбовский и Шацкий. В 1935 г. был арестован и приговорен к 8 годам лишения свободы. Скончался в за ключении. В 2000 г. постановлением Священного Синода Русской Православной Церкви был включен в Собор Новомучеников и Исповедников Российских.

[224] Фаддей (Успенский) (1872–1937), архиепископ Калиниский и Кашинский. Кано низирован в лике новомучеников в 1997 г.

Ответ отцу Иоанну Честнову из канцелярии архиепископа Вассиана (Пятницкого)

Прошение отца Иоанна о назначении его в Тверскую епархию с резолюцией архиепископа Фаддея (Успенского)

  В прошении указывалось, что, обращаясь к владыке, священник И.П. Честнов выполняет указания, данные ему в синодальной канцелярии. Далее отец Иоанн писал: «Причина, заставляющая меня беспокоить Вас, Ваше Высокопреосвященство, следующая: вернувшись из столь отдаленных мест, на местах Московской стоверстной зоны, милиция не прописывает. И так, как имея семью из троих детей школьного возраста и с расстроенным здоровьем жены, просил бы Вас, Ваше Высокопреосвященство, если возможно благословить местом поприличнее и поближе к железнодорожной станции. В квартирном вопросе для прихожан я обременительным не буду, ибо пока буду жить один». Таким образом, мы узнаем, что батюшка не собирался, да и не имел, вероятно, возможности перевезти всю семью к предполагаемому месту служения. Будучи оторванным от своих родных еще в 1930 г., он из-за запрета жить в Москве так и не смог соединиться с семьей и был обречен видеться с женой и детьми от случая к случаю. Когда же он ненадолго получил место в Талдоме, он также вынужден был поехать туда один. Однако получить приход в Тверской епархии ему также не было суждено. На прошении рукой владыки Фаддея была начертана резолюция: «В настоящее время нет свободных мест вообще, за сокращением приходов».

  Лишь в марте 1935 г. отец Иоанн получил наконец долгожданное место, познакомившись в Синоде со старостой Михаило-Архангельского храма города Талдома И.В. Волковым, который как раз приехал в Москву с прошением о назначении туда священника [225]. 10 марта 1935 г. священник Иоанн Честнов получил назначение в Талдом.

  В Можайске, до захвата Вознесенского храма обновленцами, отец Иоанн прослужил 12 дней. В Талдоме ему довелось прослужить немногим дольше – два месяца и девять дней. Если сложить оба эти срока, то получится, что за время, проведенное им на свободе перед новым арестом, батюшка исполнял свои пастырские обязанности всего неполных три месяца.

  Приехав в Талдом, он поселился в церковной сторожке. Семья оставалась в Москве, вещей с собой он почти никаких не взял – даже «чайного прибора», как он сам однажды выразился, у него не было. По этой причине после службы батюшка часто заходил на чашку чая к старосте Волкову, тем более что на первых порах в Талдоме он никого, кроме старосты, не знал, да и с ним впервые встретился за несколько дней до своего назначения. Одна из таких встреч и была использована (а возможно, и подстроена) органами НКВД для возбуждения дела против отца Иоанна.

  Если в ряде случаев аресты священников и мирян, находящихся «в церковной ограде», были в той или иной степени ожидаемы будущими жертвами, то арест отца Иоанна Честнова в мае 1935 г. стал, скорее всего, для него неожиданностью. Разумеется, он видел, что происходит вокруг, и, несомненно, понимал, что как священник гонимой Церкви, как бывший заключенный по 58-й политической статье, как гражданин, не обладавший гражданскими правами в полной мере, он постоянно находится под прицелом тайной полиции, раскинувшей свои сети по всей стране. Но тем не менее складывается впечатление, что о готовящемся аресте он не догадывался. Во всяком случае, анализ документов дает все основания для такого предположения. Это не означает, что НКВД не наметило отца Иоанна как очередную жертву заранее – наверняка он, как и тысячи освободившихся в середине 1930-х гг., был у органов, что называется, «в запасе». Но, судя по всему, решение об аресте священника именно 19 мая 1935 г. было принято где-то в кабинетах Лубянки незадолго до рокового дня. В пользу такой версии говорит и то, что именно этой датой отмечен целый ряд документов: и ордер на арест, и постановление о возбуждении уголовного дела, и постановление об избрании меры пресечения, и первый допрос арестованного, и, главное, допросы трех свидетелей, а также и первая очная ставка между двумя из них. Такой плотный график следственной работы свидетельствует о спланированности внезапного взятия батюшки под стражу.

[225] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 42124. Л. 8 об.

Михаило-Архангельский храм города Талдома. Дореволюционное фото

  Одним из первых документов, предъявленных отцу Иоанну 19 мая 1935 г. (помимо ордера на арест и обыск), было постановление об избрании меры пресечения, содержание которого необходимо привести целиком [226]:

  «гр. Честнов Иван Петрович достаточно изобличается в том, что будучи враждебно настроен к мероприятиям партии и правительства, служа в местной церкви, вел а/с агитацию среди прихожан. В своей а/с деятельности призывал прихожан к открытым выступлениям против Сов. власти, защищая церковь и православную веру от нашествия «Масонов». Террор против вождей партии и Правительства расценивал как «проблески сознания» русского народа, пропагандируя пораженческие взгляды среди прихожан церкви» [227].

  В коротком тексте постановления легко выделяются три блока обвинений. В первом содержится общий для всех подобных дел набор слов, под который при желании можно подвести любые, даже самые невинные, деяния. В самом деле, враждебное отношение в мероприятиям партии и правительства можно было инкриминировать кому угодно, просто приписав вслед за этим какое-либо конкретное действие.

  Вторая часть постановления самая загадочная. На первый взгляд все понятно: священнику приписываются призывы к открытым выступлениям против советской власти. Это не ново и, при всей своей несуразности и опасности для обвиняемого, выглядит таким же штампом, как и «враждебное отношение к мероприятиям партии и правительства». Но почему необходимость выступлений против советской власти увязывается с защитой Церкви и веры от нашествия каких-то масонов – это вызывает вопросы. Получается, что советская власть и есть носитель или проводник масонской угрозы. Во всяком случае, логическая связь налицо. В действительности, конечно же, вероятность того, что слова о загадочных масонах, приписываемые отцу Иоанну, он и в самом деле произносил, ничтожно мала. Представить себе, что недавно освободившийся священник станет говорить подобное, совершенно невозможно. Но ОГПУ почему-то фиксирует это на страницах дела, причем выносит в текст постановления об избрании меры пресечения как одно из наиболее веских обстоятельств, свидетельствующих о преступной деятельности обвиняемого. Что же имелось в виду?

[226] Приводится в редакции документа.

[227] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 42124. Л. 2.

Постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения по делу отца Иоанна Честнова

  Выше неоднократно отмечалось, что все процессы по 58-й статье в СССР были довольно жестко обусловлены теми или иными событиями, происходившими в стране и за ее пределами, а также неудачами, временными или постоянными, в решении задач, которые ставила перед советским народом партия. По году, когда велось следствие, часто можно, не заглядывая в конец дела, предугадать, какие обвинения были предъявлены очередному несчастному и какой срок он получил. Верно и обратное: по формулировке в обвинительном заключении можно с большой вероятностью определить, в какой период рассматривалось дело, как правило с точностью до года.

  В ряду таких знаковых годов стоит и 1935 год. К тому времени почти закончились процессы, связанные с неудачами в колхозном строительстве, и еще не начались массовые расстрелы периода Большого террора 1937–1938 гг., но был один признак, по которому можно с большой долей вероятности сказать: это, скорее всего, дело 1935 г. Признак этот и есть упоминание проповеди о масонском заговоре и обо всем, что этому сопутствует: наличии мирового правительства, «Протоколах сионских мудрецов» или, как в деле отца Иоанна Честнова, о загадочных тридцати трех старцах, с которыми мы еще столкнемся, исследуя дело. Отголоски этой конспирологической теории управления миром иногда можно найти в протоколах 1936, 1937 и даже 1938 гг., но неизмеримо реже, чем в 1935 г. Считаем возможным предположить, что связано это с тем, что именно в 1935 г. в Швейцарии состоялся так называемый Бернский процесс, на котором обсуждалась подлинность или подложность одного документа, впервые изданного в России в самом начале ХХ в. и впоследствии разошедшегося миллионными тиражами по всему миру. Речь, конечно же, идет о так называемых «Протоколах сионских мудрецов» [228]. Если учесть число лиц еврейской национальности в политическом руководстве страны, а также в силовых ведомствах, и прежде всего в ОГПУ–НКВД, в первые десятилетия советской власти, можно сказать о том, что в стране были довольно сильными настроения, а иногда и проявления бытового антисемитизма, с которыми большевистское руководство с переменным успехом боролось [229]. Но полностью победить антисемитизм, наиболее сильно развитый в крестьянской и рабочей среде, не удавалось. «Протоколы сионских мудрецов» в СССР считались литературой запрещенной, за хранение, а в некоторых случаях и за прочтение которой вполне можно было получить реальный срок. Разумеется, в советской России «Протоколы» не издавались, а дореволюционное издание (значительная часть которого была уничтожена) сразу после 1917 г. стало исключительной редкостью. Тем не менее отдельные экземпляры периодически появлялись в поле зрения органов властей, и тогда лица, имевшие какое-либо отношение к книге, подвергались репрессиям. Наконец, в 1935 г. Бернский процесс положил, как казалось, конец спорам о подлинности «Протоколов» [230], однако, став довольно широко освещаемым событием, он, вероятно, явился причиной того, что в СССР в состав обвинений по 58-й статье стали добавлять либо чтение и распространение текста «Протоколов», либо, как в деле отца Иоанна, какие-то немыслимые фантазии о тридцати трех старцах и тому подобном.

[228] «Протоколы сионских мудрецов» — считающийся подложным антисемитский документ, в котором излагаются планы евреев по установлению мирового господства и разрушению христианского мира. Впервые опубликован на русском языке в 1903 г. под видом отчета о тайных собраниях сионистов в Базеле. Текст «Протоколов» стал предлогом для деятельности антисемитов начала XX в. и сыграл важную роль в обосновании теории иудеомасонского заговора. Подложность «Протоколов» была отмечена в печати и независимых расследованиях уже вскоре после публикации и в современной науке считается доказанной. Вместе с тем и в настоящее время имеются многочисленные сторонники мнения о подлинности текста «Протоколов». За свою историю существования документ переиздавался многомиллионными тиражами и был переведен на многие языки мира. См.: Википедия [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://ru.wikipedia.org/wiki/Протоколы_сионских_мудрецов (дата обращения: 21.09.2016).

[229] См, например: Солженицын А.И. Двести лет вместе: в 2 ч. Ч. 2. — М.: Русский путь, 2002.

[230] В Швейцарии еврейские организации выступили против публикации «Протоколов» местной организацией нацистов и подали на издателей в суд. На процессе, который проходил в Берне в октябре 1934 г. и в мае 1935 г, было проведено расследование происхождения «Протоколов». Процесс вызвал огромный интерес во всем мире, на нем присутствовали многочисленные журналисты. Суд своим решением признал, что «Протоколы» являются фальсификацией и плагиатом, и, таким образом, это произведение подпадало под действие Бернского закона о «непристойной литературе». См.: Википедия [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://ru.wikipedia.org/wiki/Протоколы_сионских_мудрецов (дата обращения: 21.09.2016).

Опись изъятого у отца Иоанна Честнова при обыске

  И, наконец, третья часть текста постановления содержит обвинение в том, каким образом священник Честнов расценивал террор против вождей партии. Учитывая, что дело происходит в мае 1935 г., читатель сразу сообразит, о каком именно террористическом акте идет речь. Разумеется, об убийстве С.М. Кирова [231], произошедшем в декабре 1934 г. Историки до сих пор выдвигают самые разнообразные версии этого преступления, но для нашего исследования важно не кто убил первого секретаря Ленинградского обкома, а какие последствия это убийство повлекло за собой для десятков тысяч граждан СССР, которым с этого момента стали вменять в вину – нет, не участие в убийстве, конечно – но отношение к нему. Огромное число процессов содержит на все лады повторяемую фразу о том, что такой-то положительно оценивал убийство Кирова. Вот и отцу Иоанну приписали измышления о том, что это стало «проблеском сознания» народа.

  Надо ли говорить, что отец Иоанн с самого начала отверг все возводимые на него ложные обвинения и отказался подписывать постановление, оставив на его обороте следующую надпись: «Прочитанное мне настоящее постановление подписывать отказываюсь, так как в предъявленном мне обвинении, изложенном в настоящем постановлении виновным себя не признаю» [232].

[231] Киров (Костриков) Сергей Миронович (1886-1934), российский революционер, советский государственный и политический деятель. Убит 1 декабря 1934 г.

[232] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 42124. Л. 2 об.

Отказ подписать предъявленное ему постановление, написанный отцом Иоанном на обороте документа

  На следующий день, 20 мая, отказ от подписания постановления отцом Иоанном был даже оформлен специальным протоколом.

  Итак, батюшку арестовали 19 мая, и в тот же день помимо его допроса состоялось еще три допроса свидетелей. На всех допросах стоит не только дата, но и время, так что мы располагаем необходимой информацией, чтобы установить их последовательность.

Протокол, составленный в Талдомском районном отделении УНКВД, свидетельствующий об отказе отца Иоанна подписывать предъявленное ему постановление об избрании меры пресечения

  В 10:30 начался допрос отца Иоанна [233]. Он был недолгим – всего час с четвертью. После обычных вопросов анкетного характера, а также о прежних судимостях следователь поинтересовался обстоятельствами знакомства священника со старостой Волковым и тем, как часто батюшке доводилось бывать у того в гостях. Отец Иоанн рассказал, что познакомились они в Синоде, а в дом к Волкову он заходил несколько раз в неделю. Сразу после этого последовал вопрос, знает ли священник Честнов свечника А-ва. Выяснилось, что с А-вым отец Иоанн встречался раза два в храме и один раз застал его, придя на чаепитие к Волкову. Кроме того, батюшка пояснил, что знает его не как свечника, а как сторожа (что и подтверждается анкетной частью допроса самого А-ва). Следователь спросил также и о том, с кем еще Честнову доводилось встречаться на квартире у Волкова, и на этом допрос завершился.

  В 15:00 начался допрос главного (как позже выяснится) свидетеля по делу. Им стал И.М. А-в, сторож хлебозавода № 7 города Москвы. С самого начала А-в сообщил о цели своего посещения дома старосты Волкова. Оказывается, он приходил туда «для сбыта свечей, которые он привозил из Москвы по заказу последнего». В время служения «попа Честнова» свидетель был у Волкова три раза и всегда заставал его там. Однажды, дело было в апреле, Честнов завел «антисоветскую по содержанию речь, в процессе которой зачитывал выдержки и газеты … и говорил, что, если бы русский народ твердо держался бы своей православной веры, и был бы вооружен духом патриотизма, то не посмела бы советская власть арестовать ни одного священника, потому что народ единодушно, все, как один вышли бы на защиту духовенства» [234]. В качестве примера, касающегося духа патриотизма, Честнов приводил Германию, где, по его словам, каждая религиозная группировка дорожит своей самостоятельностью и поддерживает ее.

  Слова, приписываемые свидетелем батюшке в первой части допроса, строго говоря, не содержат ничего антисоветского, так как, очевидно, являются интерпретацией самого свидетеля. Даже если подобный разговор и имел когда-то место, с учетом полного отсутствия конкретных фактов все приведенные измышления можно отнести к тому, что свидетель так понял речь священника.

  Вторая часть допроса содержит выраженные контрреволюционные высказывания, что позволяет предположить наличие заранее подготовленного сценария. Приводим фрагмент допроса:

  «Вопрос: Скажите, во время разговора за чаем, Честнов не выражал свое мнение об убийстве тов. Кирова?

  Ответ: Честнов факт убийства тов. Кирова рассматривает как проблеск сознания русского народа. <…> Оно совершено русским человеком, его единомышленники тоже русские, это свидетельствует о том, что русский народ начинает пробуждаться.

  Вопрос: А других примеров террористического характера Честнов не приводил? <…>

  Ответ: Честнов рассказал следующий пример: Недавно я был в Москве в приемной тов. Калинина, там стоит тысячная толпа желающих принести ему жалобу. Но, увы, ни Сталин, ни Калинин не решаются предстать перед народом, потому, что народ понял свой обман и этот народ может кинуться и растерзать главарей.

  Вопрос: Скажите, в этом разговоре за чаем, Честнов говорил присутствующим о «Сионском протоколе», о «33-х старцах», о «масонах»?

  Ответ: Честнов современных правителей партии и правительства считает шайкой масонов, которые действуют на основе «сионских протоколов», что эта шайка имеет 33 старца, через которых современные правители имеют связь с сатаной, от которого через старцев, получают задания. Конечной целью этой шайки является порабощение всех народов под игом евреев. При этом Честнов говорил, что это является результатом того, что русский народ темен, что другие страны, как Италия, Испания и др. это «Масонское нашествие» пережили, потому что в этих странах силен дух патриотизма. В результате этого, «массоны» (так в тексте. – В.Н.) избрали для своей цели Россию, захватив которую, будут угрожать всему миру.

  Вопрос: Какие выводы делал Честнов из всего сказанного?

  Ответ: Честнов делал вывод о неизбежности войны, что вся международная политика сейчас сводится к тому, чтобы заставить Германию уничтожить большевизм, ибо она, по мнению Честнова, является виновницей этого (большевизма. – В.Н.), потому что она привезла в запломбированном вагоне т. Ленина. Сейчас Германия под давлением всех держав должна начать войну против СССР, а за ней пойдут все остальные державы, имея одну цель – уничтожить большевизм, который угрожает всему миру.

  Вопрос: Скажите, какие цели ставил Честнов перед всеми присутствующими?

  Ответ: Честнов говорил, что перед духовенством стоит задача всеми силами и способами разъяснять народу истинную подкладку большевизма» [235].

[233] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 42124. Л. 7–8 об.

[234] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 42124. Л. 14 об.

[235] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 42124. Л. 15–15 об.

Послужной список отца Иоанна, написанный им собственноручно и изъятый при обыске

  Эта часть допроса, как видим, содержала куда более серьезные обвинения, каждого из которых хватило бы на отдельный политический процесс. О том, что отец Иоанн ни при каких обстоятельствах ничего подобного произнести не мог – нечего даже и думать. Даже если всерьез относиться к масонам, старцам, сионским мудрецам, все равно невозможно представить, чтобы вменяемый человек стал об этом говорить, имея за плечами два срока. Равно как и о том, что убийство Кирова – это проблеск народного сознания, о том, что «современные правители партии» получают указания от сатаны. Или обвинять Германию в том, что она привезла к нам Ленина. При этом нельзя забывать, что чаепитие происходит через месяц после приезда отца Иоанна в Талдом! То есть люди, которым, по словам А-ва, он все это выкладывает, ему почти незнакомы. И уже совершенно нереальной представляется картина самого допроса. Ведь все, приписываемое отцу Иоанну, занесено в протокол со слов пожилого сторожа хлебозавода с «сельским» образованием. Это данные свидетеля, приведенные в том же протоколе. Допустим, мысли про антисоветскую настроенность священника и про его предполагаемое отношение к убийству Кирова он еще как-то мог бы сам сформулировать, тем более что формулировки витали в воздухе, будучи повторяемыми на все лады по радио. Про остальное – вряд ли. Значит, если батюшка ничего подобного не говорил, а свидетель сам придумать не мог, ответ ясен – это работа следователя, который стряпал очередное дело в соответствии с политической обстановкой. А в 1935 г., как было отмечено выше, актуальной темой были «массоны».

  Дальнейшие события подтверждают наши предположения. Допрос А-ва продолжался почти три часа и закончился в 17:40, а в 19:30 начался допрос И.В. Волкова, старосты храма и хозяина дома, где происходило злополучное чаепитие. Протокол коротенький, меньше одной странички.

  После обычных формальностей всего два вопроса:

  «Вопрос: Сколько встреч священника Честнова было на квартире свидетеля со служителями Талдомской церкви?

 Ответ: Одна.

  Вопрос: Скажите, имели ли место со стороны Честнова в вашем присутствии проявления, направленные против существующего порядка?

  Ответ: Таких проявлений в моем присутствии не было» [236].

  Все. Дальше только «с моих слов записано правильно». Допрос закончился 19 мая в 20:10.

  Очевидно, что такая информация никак не устраивала следствие, и уже совсем вечером была произведена очная ставка между двумя свидетелями, давшими столь различные показания.

  «Вопрос А-ву: Сколько встреч Вы имели со священником Честновым в доме И.В. Волкова?

  Ответ А-ва: Со священником Честновым я имел в доме Волкова две или три встречи.

  Вопрос Волкову: Сколько встреч имел А-в со священником Честновым?

  Ответ Волкова: А-в в моем доме имел со священником Честновым один раз (так в тексте. – В.Н.)».

  И дальше по логике должен прозвучать главный вопрос: об антисоветских высказываниях священника Честнова. Следователь его и задает, но в какой форме!

  «Вопрос А-ву: В момент, когда Честнов, будучи в доме у Волкова произносил антисоветскую речь, Волков И.В. был за столом?

  Ответ А-ва: Волков И.В. сидел за столом и пил чай и, также, как все присутствующие. Слушал Честнова.

 Вопрос Волкову И.В.: Признаете ли Вы себя виновным в том, что Вы в момент произнесения речи а/с содержания священником Честновым, присутствовали за столом?

 Ответ Волкова И.В.: Ни каких речей Честнова а/с содержания я в своем доме не слышал» [237].

[236] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 42124. Л. 17.

[237] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 42124. Л. 27.

Священномученик Иоанн Честнов. Икона Знаменского храма в Захарьино

  Иными словами, следователь уже не ставит под сомнение тот факт, что священник произносил антисоветские речи. Теперь его будто бы интересует другое: слушал ли эти речи хозяин дома? Кстати, за столом присутствовали и другие гости, и жена Волкова. Следователь, таким образом, прямо угрожает старосте. Ведь если в его доме происходит такое, а он как хозяин не пресек преступную деятельность попа, а напротив, продолжал спокойно пить чай, то он неизбежно становится по меньшей мере соучастником. А если на дело взглянуть более внимательно, то и организатором контр революционного собрания. При этом под удар попадают не только все присутствовавшие гости, но и его жена Мария. Свидетель А-в прямо говорит, что, мол, сидел хозяин дома спокойно, слушал антисоветчину и пил чай.

  Следователь продолжает давить и спрашивает в лоб, признает ли себя И.В. Волков виновным в том, что «в момент произнесения речи а/с содержания священником Честновым присутствовал за столом»? На первый взгляд – вопрос несуразный. При чем здесь признание вины, когда никакого обвинения предъявлено не было? И какая может быть вина в присутствии за столом? Но дело происходит в 1935 г., и староста Волков очень хорошо понимает, как быстро его нынешний статус свидетеля может смениться положением обвиняемого. Тем не менее находит мужество ответить, что никаких антисоветских речей от Честнова не слышал.

  Разумеется, следователя такие показания не удовлетворяли, однако он записывает ответ Волкова в протокол, на чем очная ставка и закончилась. Но не закончилась работа со строптивым свидетелем.

  Остается только догадываться, что произошло ночью с 19 на 20 мая 1935 г. в городе Талдоме Московской области, но 20-го в 13:00 начинается новый допрос того же церковного старосты Ивана Васильевича Волкова. На сей раз его показания стали куда более содержательными.

  «Вопрос: Скажите, свидетель, имел ли место в Вашем доме разговор на политическую тему, в котором священник Честнов, говоря об убийстве Кирова, расценивал действия террористов как «проблеск сознания русского народа»?

  Ответ: Признаю, что действительно в моем доме … священник Честнов высказывал мысль, которая сводилась к следующему: «Русский народ начинает пробуждаться. Свидетельством этого является убийство тов. Кирова, его убил русский человек, его единомышленники были тоже русские».

  Вопрос: Скажите, во время этого разговора священник Честнов говорил Вам о падении патриотизма в русском народе?

  Ответ: В том разговоре священник Честнов … говорил следующее: «Если бы народ держался своей веры и был бы вооружен духом русского патриотизма, тогда бы советская власть не посмела бы арестовывать служителей культа, потому что все, как один выступили бы на защиту».

  Вопрос: Что священник Честнов говорил о «Сионских протоколах» и «33 старцах»?

  Ответ: Он высказывал следующее мнение: «современные правители – это шайка масонов, скрывающиеся под маской коммунистов, которые держат связь через 33-х старцев с сатаной, который диктует им свою волю». Цель же, по мнению Честнова, – установление владычества евреев над всем народом мира.

  Вопрос: Какие выводы делал Честнов?

  Ответ: <…> Что скоро будет война, которая начнется по инициативе Германии, которая, по его мнению, виновата в установлении большевизма в России, которая в вагоне (так в тексте. – В.Н.) для этой цели привезла Ленина.

  Вопрос: В том разговоре, к чему призывал присутствующих Честнов?

  Ответ: Присутствующих Честнов призывал всеми средствами и силами стремиться к тому, чтобы разъяснять истинную подкладку большевизма русскому народу» [238].

[238] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 42124. Л. 19–19 об.

Медицинское заключение о состоянии здоровья И.П. Честнова с вердиктом: «Может выполнять только легкую физическую работу»

  Слово в слово. Какая колоссальная перемена произошла с И.В. Волковым в короткий промежуток времени с позднего вечера одного дня до обеда следующего. Допросы проводил оперуполномоченный Талдомского р/о УНКВД по Московской области К.Д. Микулин, который менее чем за сутки разоблачил очередного «врага народа». Обратим внимание читателя, что постановление об аресте отца Иоанна Микулин напечатал уже 19 мая, то есть до(!) второго допроса несчастного старосты. Он не сомневался, как именно будет отвечать завтра на его вопросы Волков [239].

  Собрав столь необходимые следствию материалы, опер уполномоченный Микулин сдал работу своему непосредственному руководителю – начальнику Талдомского районного Управления НКВД И.П. Буянову, который в тот же день лично допросил отца Иоанна. Допрос не содержал никаких новых сведений и строился по уже известному нам сценарию. Начальник Буянов просто прошелся по вопросам про антисоветские высказывания, которые якобы допускал арестованный, про его отношение к убийству Кирова, про проповеди о том, что надо верить в Бога, а не слушать антирелигиозную пропаганду, и, разумеется, про «массонов». Разумеется, батюшка решительно отверг все приписываемые ему контрреволюционные речи, которые, как мы и предполагали, представляли собой превратно переданные проповеди о необходимости для христианина хранить веру и не отступать от Церкви. При этом отец Иоанн сокрушенно замечал: «Я говорил, что люди, именующие себя христианами, в сущности, потеряли дух христианства. Не так, как другие вероисповедания, в частности: мусульманское, иудейское и лютеранское, центром которого является Германия». [240] Надо ли говорить, что свидетельство А-ва о восхвалении Германии явилось перевранным следствием этой фразы. Так же точно наговоры на батюшку, что он якобы призывал родителей «разрушать советское школьное образование» по причине его безбожия, были опровергнуты им. В действительности речь шла всего лишь о необходимости не забывать Бога и об ответственности, которая в этом отношении лежала на родителях. Подобным образом отец Иоанн отвечал на все вопросы следователя, если они требовали пояснений. Что же касается его отношения к убийству Кирова, чем также поинтересовался Буянов, то здесь ответ был коротким и предельно ясным: «Ничего и никогда на эту тему не говорил». Единственный вопрос, на который отец Иоанн дал не совсем определенный ответ, касался сионских мудрецов. В протоколе это зафиксировано так:

  «Вопрос: В доме Волкова Вы присутствующим говорили о «Сионских протоколах», считая современных руководителей партии и правительства шайкой «массонов» (так в тексте. – В.Н.), которая действует на основе протоколов «Сионских мудрецов». Признаете Вы себя в этом виновным?

  Ответ: Я в доме Волкова при разговоре с присутствующими о тяжелой жизни говорил, что мы переживаем полосу библейских пророчеств и писания протоколов «сионских мудрецов» [241].

  Несколько странный ответ, который, вероятно, можно объяснить тем, что библейские пророки в понимании сотрудников НКВД трансформировались в сионских мудрецов, в отношении которых они определенно имели соответствующие инструкции.

  Собственно следствие на этом и было закончено. Правда в деле содержатся еще два допроса, но они не добавили никакой существенной информации. Так, из показаний свидетеля Ф-на, который как раз и поделился сведениями о том, что отец Иоанн «во время исповеди говорил, что в современной школе детям вселяют в душу сатанинское и безбожное учение, которое родители дома должны всеми силами и средствами разрушать, воспитывая детей в духе послушания и богобоязни» [242], мы черпаем важную информацию: священник Честнов практиковал общую исповедь, а это значит, что в храме было очень много прихожан.

  Еще одной свидетельницей стала колхозница Б-ва, которая показала, что однажды она поделилась с женой диакона тем, что ее в колхозе собираются поставить бригадиром. «Разговор проходил в присутствии гр. Честнова. Последний, вмешавшись в разговор, сказал: «Не советую Вам брать на себя бригадирство». Осведомившись, где работает мой муж и узнав, что он в колхозе не состоит, продолжал: «Я Вам не советую работать в колхозе, подыщите себе другую работу и из колхоза выходите» [243].

  Кроме того, было проведено еще несколько очных ставок, носивших полностью формальный характер и никак на дельнейшую судьбу отца Иоанна не повлиявших. Лишь одна из них наверняка принесла участвовавшим в ней священнику и церковному старосте тяжелые переживания. Ведь на ней И.В. Волков, считавшийся в незнакомом батюшке Талдоме единственным его товарищем, благодаря которому он и оказался здесь, вынужден был повторять отвратительную ложь, к которой его принудил оперуполномоченный Микулин в ту страшную ночь с 19 на 20 мая.

  Все следствие, таким образом, заняло три дня. 22 мая, поняв, что срока ему не избежать, и убедившись, что все его ответы на допросах следователь пропустил мимо ушей, отец Иоанн пишет заявление, которое просит приобщить к делу. Он пытается изложить все так, как было в действительности [244]:

  «Ознакомившись с материалом следственного дела за №5444–1935 19/5 по обвинению меня в антисоветской систематической агитации, имею сообщить следующее: будучи за чаем в доме гражданина Ив. Вас. Волкова, в присутствии двух-трех лиц, никакого собрания, возглавляемого мною, как указано в следственном материале, не было. Приходил я к гр. Волкову на чашку чая по той причине, что после совершения службы, я, как одинокий и не имеющий у себя чайного прибора. <…> Главная опора следственного обвинения – гр. А-в (в тексте фамилия указана полностью. – В.Н.), житель гор. Москвы – оказался свидетелем. <…> Если он выявлял какие-либо свои мысли – а в следственном материале сложили всю тяжесть на меня, как якобы возглавляющего.

  О т. Кирове я совершенно не говорил и не припоминаю о нем разговора. Следственная редакция, излагающая показания гр. А-ва в подобающей жесткости, указывала на показания гр. А-ва, редактировала других свидетелей показания в том же роде, как будто весь этот разговор был от меня и был навязываем им. <…> Гр-ка Б-ва указывает как бы о совете выхода ей из колхоза – ничего подобного! Какое мне дело? Человек она мне незнакомый, а она сама говорила, что «думаю выходить из колхоза». И в шутку мною было сказано, что муж прокормит. И много других слов и выражений употреблено в следственной редакции, которых я совершенно не имел в мыслях.

  <…> Прошу существующие органы Власти смягчить наказание в виду преклонных лет и расстроенного здоровья. И даю обещание, что совершенно не буду иметь никакого подобного рода разговора. И если что будет не окажете смягчения – прошу избавить от этапа, а прибыть на место за свой счет.

  Ив. Честнов. 1935 г. 22 мая» [245].

  Разумеется, это не помогло. Батюшку доставили в Бутырскую тюрьму ожидать приговора. Он был вынесен быстро – уже 8 июня и гласил: «Честнова Ивана Петровича за а/с агитацию – сослать в Казахстан, на три года, считая срок с 19/5–35. Дело сдать в архив» [246].

[239] В настоящем издании по этическим соображениям фамилии свидетелей при водятся не полностью. Однако для старосты Михаило-Архангельского храма города Талдома И.В. Волкова сделано исключение, так как его «обвинительные» показания на втором допросе настолько очевидно мотивированы преступным давлением со стороны следствия, что, по мнению автора, ни в какой степени не могут стать при чиной сокрытия его имени. Напротив, показания И.В. Волкова на первом допросе, которые он давал, безусловно, понимая, что происходит и чего от него ждет следо ватель, характеризуют его как честного и достойного человека.

[240] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 42124. Л. 10.

[241] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 42124. Л. 10 об.

[242] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 42124. Л. 21.

[243] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. 42124. Л. 23.

[244] Полный текст приведен в Приложении.

[245] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-42124. Л. 34–35 об.

[246] ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-42124. Л. 42.

Выписка из протокола ОСО при НКВД СССР, осудившего отца Иоанна Честнова

  В ссылке, в Чуйском районе КССР на станции Чу, отец Иоанн продолжал свое пастырское служение, которое власти расценили как антисоветскую агитацию. 23 ноября 1937 г. ссыльный священник был вновь арестован. Его обвинили в том, что он нелегально занимался «исполнением религиозных обрядов» и «среди населения вел антисоветскую агитацию». Следственное дело содержит короткий протокол допроса:

  «Вопрос: Следствие располагает данными, что Вы, будучи в ссылке, вели а/с работу. Признаете Вы себя виновным?

  Ответ: Виновным себя не признаю.

  Вопрос: Следствие располагает достаточными материалами, что Вы вели, будучи в ссылке, а/с работу. Дайте следствию правдивые показания.

  Ответ: Повторяю, что будучи в ссылке, я не вел никакой а/с работы, а поэтому и дать каких-либо показаний не могу» [247].

  10 декабря 1937 г. тройка УНКВД Алматинской области вынесла постановление о расстреле священника Иоанна Честнова. 13 декабря 1937 г. приговор был приведен в исполнение.

  По заключению прокуратуры Москвы от 18 мая 2001 г. отец Иоанн Честнов был реабилитирован, а 17 июля 2002 г. священномученик Иоанн Честнов прославлен, и его имя включено в Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской XX в.

  Память священномученика Иоанна Честнова совершается 30 ноября (13 декабря), в день его смерти, и в день празднования Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской – 25 января (7 февраля) [248].

  Священномучениче Иоанне, моли Бога о нас!

[247] ДКНБ по г. Алматы и Акмолинской обл. Д. П-1839.

[248] В ближайшее воскресенье.

Заключение прокуратуры города Москвы и справка о реабилитации Ивана Петровича Честнова от 18.05.2001

Отзыв

  Настоящий составлен Гжельским сельсоветом Раменского района Московской области на Честнова Ивана Петровича и Виноградова Александр Алексеевича. Честнов и Виноградов, являясь служителями культа в продолжении всего времени, в которое они были в с. Гжель, вели разлагающую работу против всех мероприятий Совета и колхоза. В своих индивидуальных разговорах с крестьянами, в церкви, они агитировали против вступления крестьян в колхозы, старались извратить всю работу нашего колхоза заявлениями о том, что в колхоз собрались лодыри, от том <что> там ничего не делается, все гниет, портится и т.д. В период уборочной кампании колхоза они разносили слухи о том, что колхозу все равно ничего не убрать, что это их наказывает бог и т.д. Когда в колхоз приходила бригада рабочих «Труженник» («Труженница»?), один из них (попов) на платформе «31 версты» М.-К.ж.д. перед народом говорил о том, что это «барщина», что «девушки раздеты, разуты, а их в холод гоняют на поле». А на поминках у Овчинкина, по открытому заявлению … Честнов выступал со всеми присутствовавшими против колхозов, чтобы крестьяне не помогали колхозу и чтобы не пускали своих детей-школьников работать в колхоз, что колхозы скоро развалятся, а колхозников угонят в Турцию и Египет. Он призывал надеяться на бога, который сделает все, что нужно.

  Зимой, в декабре-январе с.г. вели ожесточенную агитацию против снятия колоколов, подговаривали трошковских женщин прийти на собрание гр-н в Гжель и выступить против снятия колоколов, в результате чего <неразб.> чуть было не сорвано собрание. Примерно в это же время они (Виноградов) выступали в церкви с проповедью <неразб.> сторожа с целью выселить из дома и дать занять дьякону Солертовскому. Это дело разбирали в суде, который вынес приговор о выселении на три года.

  Во всей работе на деревне эти попы мешают проведению всех хозяйственно-политических кампаний на селе. В кампанию по хлебозаготовкам они распространяли слухи и агитировали против сдачи излишков, доведения плана до двора.

  Виноградов через свою хозяйку квартиры Ионову высказывал свои мысли крестьянам. Ионова не раз … против хлебозаготовок, против колхоза: «Вот вывезли (?) все», «дерут последнюю шкуру», «помогать голодранцам» и т.д. Все лица, имеющие соприкосновение с этими попами, хлебозаготовок не выполняют, некоторым из них доведен план до двора (Шигаев В.Н., Шигаев И.Н., Ванчуркин М.(П?, Г?)А. и др.). Честнов не пускал свою дочь-школьницу работать в колхоз и велел подговаривать других ребят, чтобы и они не ходили. Виноградов через Ионову также старался проводить агитацию в школу. Ионова прибегала в поле, где ученики помогали колхозу и демонстративно, с руганью, взяла свою дочь с выкриками: «на детях еще ездить, помогать всякой голи да бездельникам», «ишь завели новую моду», «никто не ходите в колхоз, никто не помогайте ему». Беднячка Зайцева под влиянием поповской агитации также не пустила своих 2-х дочерей работать в колхоз.

  Дальнейший рост колхоза сдерживается, благодаря этой поповской агитации, которые своими запугиваниями бого<неразб.> и анафемами сильно тормозят вступление крестьян в колхозы из-за боязни божьего наказания.

  30.Х.1930.

  (ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-49364. Л. 2, 2 об.)

Приложение 29

Заявление православно-верующих Вознесенского

храма г. Можайска о положении дел в связи

с занятием храма обновленцами. 1934 г.

  В мае 1933 г. в наш храм Вознесения Господня, совершенно неожиданно и безызвестно для православно-верующих был зарегистрирован приехавший священник обновленческой ориентации. Несмотря на наши протесты, он упорствовал в своем направлении и тем самым заставил нас оставить этот храм своим посещением и перейти, несмотря на все трудности, неудобства и неуспеваемость исполнителей религиозных потребностей, в соседний храм. Для своего существования он дерзнул некоторые церковные вещи продать и тем самым подпав под уголовное дело, скрылся, поставив на свое место заместителя, который от чрезмерного употребления алкоголя и голода лишился жизни и был найден семидневным трупом в подполе церковной сторожки, какового, к великому прискорбию и низости обновленцев, милиция города Можайска хоронила за свой счет. Это было в январе 1934 г., тогда же в январе был зарегистрирован третий их священник Максимов, который, приняв еще при жизни покойного ценности храма и ключи, не показываясь верующим, не передав ключи в районный исполнительный комитет, с ключами уехал в Москву неизвестно для какой цели. Мы, верующие, не знали, в чем же дело? Храм стоит запертым, службы в нем не происходит. Стали справляться, почему храм закрыт и у кого же ключи? Обращались периодически ко всем органам власти о месте нахождения церковных ключей, но ответ получали отрицательный: никто не знает, где ключи, и власть храма не отбирала и не закрывала. Предложили подать заявление о существующем положении. Православно-верующие подали в горсовет заявление. Горсовет, рассмотрев заявление, разрешил подыскать мастера и подобрать ключи, и, если в храме не препятствует техническое состояние храма-здания, подыскивайте себе священника и отправляйте свою молитву. В таком положении было все исполнено. 11 июля зарегистрировали в районном исполнительном комитете избранного нами священника. Приведя храм в полный порядок и совершив три-четыре службы, являются – после семимесячного укрывательства и молчания – обновленцы с каким-то полномочием от Мособлисполкома, просят председателя районного исполнительного комитета опечатать храм Вознесения. 23 июля храм опечатали как бы на один день до выяснения этого вопроса с верующими 25 июля сего года. 25 июля явились в районный исполнительный комитет и горсовет верующие и не являвшиеся более семи месяцев обновленческий служитель культа Максимов с каким-то своим представителем, но не имеющим никакого отношения к храму и приходу, и после долгих дебатов пошли в храм, опечатали все в ризнице… Районный исполнительный комитет дал разрешение на созыв общего собрания православно-верующих на 29 июля 1934 г. Собрание состоялось. Исполнительный орган избран, и протокол общего собрания представлен в районный исполнительный комитет, каковой велел явиться за результатом через один-два дня. Явившимся за результатом 31 июля – 1 августа, нам районный исполнительный комитет в решении отказывает ввиду того, что от обновленцев поступило заявление о протесте. И обновленческий служитель культа Максимов стал собирать подписи и набрал, как известно, до 11 чел., лиц, совершенно не относящихся не только к приходу и храму, но и к вере, и на основании этих одиннадцати подписей председатель районного исполнительного комитета дал распоряжение его зарегистрировать… Ставится теперь невольно вопрос: кому же сдается молитвенное здание? Служителю культа для эксплуатации или же верующим для исполнения своих религиозных потребностей, для чего они избирают себе служителей культа. Коренной приход сего храма – деревни и часть города – совершенно обновленцев не желает и отказывается от уплаты при них каких бы то ни было налогов. А посему, на основании вышеизложенного, ходатайствуем и просим Московский областной исполнительный комитет, отдел по вопросам культа дать распоряжение районному исполнительному комитету и горсовету о передаче храма Вознесения в пользование коренному православно-верующему населению нашей общины.

  Вновь избранные по разрешению РИКа от 29 июля 34 г. члены Исполнительного органа.

Завьялова(?), Соколов(?), Царева(?), Изумрудов(?)

  13/8–34 сдано 21-VIII за № 747/761

  (Цит. по: Протоиерей Максим Максимов. Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том 2. – Тверь, 2005. – С. 219–230)

Приложение 30

Ответ священнику Иоанну Честнову из канцелярии архиепископа Тамбовского и Мичуринского Вассиана (Пятницкого)

Московский Патриархат

Канцелярия Архиепископа Тамбовского и Мичуринского.

20 февраля 1935 г.

№ 223

Священнику Иоанну Петровичу Честнову.

  По распоряжению Его Высокопреосвященства Канцелярия сообщает Вам, что письмо Ваше от 26 октября 1934 года Владыкою получено, но Владыка долго не отвечал Вам, не находя возможным сообщить вам что-либо утешительное. Дело в том, что число приходов все более сокращается, и в то же время растет число безместного духовенства, которое неделями и месяцами ждет очереди на командировку в тот или другой приход. При таких тяжких условиях замещения вакансий, Владыка не находил удобным вызывать Вас и ставить Вас в очередь «ожидающих».

  Но, если Вы хотите рискнуть, то приезжайте, запасшись всеми необходимыми документами, хотя хороших приходов в настоящее время очень мало. Если Вам никоим образом нельзя устроиться в Московской епархии, то можете, на свой страх и риск, приехать к Владыке, но он еще раз предупреждает Вас, что не может гарантировать Вам получение хорошего прихода.

  Секретарь прот. Клементовский.

  (ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-42124. Л. б/н)

  Приложение 31

Прошение священника Иоанна Честнова архиепископу Тверскому Фаддею о получении места

Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Фаддею, Архиепископу Тверскому.

Московской епархии священника

Иоанна Честнова

Заявление

  Прежде всего прошу Вашего святительства благословения и святых молитв.

  Владыко! Простите Бога ради, что я беспокою Вас и отвлекаю от какого-либо дела, Вами совершаемого.

  Дело в том: в виду неимения вакантных священнических мест в Патриархии Московской епархии вне стоверстной зоны, по указанию канцелярии Патриаршего Синода адреса Вашего Святительства, обращаюсь к Вашему Святительству с покорнейшею просьбою: не найдете ли возможным благословить меня предоставлением мне священнического места.

  Причина, заставляющая меня беспокоить Вас, Ваше Высокопреосвященство, следующая: вернувшись из столь отдаленных мест, на местах Московской стоверстной зоны, милиция не прописывает. И так, как имея семью из троих детей школьного возраста и с расстроенным здоровьем жены, просил бы Вас, Ваше Высокопреосвященство, если возможно благословить местом поприличнее и поближе к железнодорожной станции. В квартирном вопросе для прихожан я обременительным не буду, ибо пока буду жить один.

  С искренней вечной преданностью, Вашего Высокопреосвященства нижайший послушник, священник Иоанн Честнов.

  28/II-1935 г.

  Если благоугодно Вашему Высокопреосвященству сообщить, то по адресу моей сестры: Москва – центр, Чистые пруды, д. № 16, кв. № 6. О.П. Честновой для передачи I.П.Ч. (Так в тексте. – В. Н.)

  (ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-42124. Л. б/н)

Приложение 32 

Заявление И. П. Честнова для приобщения к делу, написанное им в процессе следствия

  Прошу приобщить к следственному материалу № 5444

  Ознакомившись с материалом следственного дела за № 5444–1935 19/5 по обвинению меня в антисоветской систематической агитации, имею сообщить следующее: будучи за чаем в доме гражданина Ив. Вас. Волкова, в присутствии двух-трех лиц, никакого собрания, возглавляемого мною, как указано в следственном материале, не было. Приходил я к гр. Волкову на чашку чая по той причине, что после совершения службы я, как одинокий и не имеющий у себя чайного прибора, а хозяева моей квартиры бывают в это время на работе, гр. Волков, как ему в этом времени его жена готовит чай, и приглашал к себе. Так и на этот указанный только единичный случай, я был по той же причине у гр. Волкова. Правда, в это время разговор был, но не в той плоскости, в какой он представлен редакцией следствия. Главная опора следственного обвинения – гр. А-в И.М., житель гор. Москвы – оказался свидетелем. Разве я только раскрывал рот для разговора? Если он выявлял какие-либо свои мысли – а в следственном материале сложили всю тяжесть на меня, как якобы возглавляющего.

  О т. Кирове я совершенно не говорил и не припоминаю о нем разговора. Следственная редакция, излагающая показания гр. А-ва в подобающей жесткости, указывала на показания гр. А-ва, редактировала других свидетелей показания в том же роде, как будто весь этот разговор был от меня и был навязываем им. Хотя спросил бы следственный орган на каждом из общественных собраний, слышал ли кто из жителей г. Талдома какую-либо от меня агитацию против существующего строя и Правительства? Агитацией я никогда и нигде не занимался.

  Гр-ка Б-ва указывает как бы о совете выхода ей из колхоза – ничего подобного! Какое мне дело? Человек она мне незнакомый, а она сама говорила, что «думаю выходить из колхоза». И в шутку мною было сказано, что муж прокормит. И много других слов и выражений употреблено в следственной редакции, которых я совершенно не имел в мыслях.

  Считая себя виновным в том, что принимал участие в разговоре, я совершенно не преследовал никакой а/с агитации, как против существующего строя, так и Правительства – и это единственный случай разговора.

  Прошу существующие органы Власти смягчить наказание в виду преклонных лет и расстроенного здоровья. И даю обещание, что совершенно не буду иметь никакого подобного рода разговора. И если что будет не окажете смягчения – прошу избавить от этапа, а прибыть на место за свой счет.

Ив. Честнов.

1935 г. 22 мая.

  (ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-42124. Л. 34–35 об.)

 Источник: Никонов В.В. За Христа претерпевшие. Церковь и политические репрессии 1920–1950-х гг. на территории Раменского района Московской области. Т. II. Гжельская волость. – Гжель: ГГУ, 2017.